Ковры из человеческой кожи

Первая косая избушка, на пороге которой оказался экспедитор этим утром, принадлежала старушке-Агафье. Она была той бедной, пожилой крестьянкой в спальном чепце, которая оказалась достаточно смелой, чтобы в подробностях описать атаку Лиха на массовом допросе видоков. И помощь светлой старушки не ограничилась этим, ведь из ее сегодняшнего свидетельства Михаил узнал еще больше бесценных данных. Экспедитор до сих пор мог слышать ее хриплый голос:

– Сперва я была готова поклясться, что двое латрыг сцепились по пьяни, – потирая костлявые руки, то ли от холода, то ли от тревоги, говорила Агафья. – Когда я пригляделась, я поняла, что это была охота. Но так не охотится человек, только зверь; гнутый секач заменял чудовищу когти и клыки. А человек был добычей…

Следующей была Марфа, вдова самой первой жертвы кровожадного маньяка. Рыдая и сморкаясь в тряпку, она описывала Кисейскому все, что смогла услышать через закрытую дверь:

– Спустя пару мгновений, как я вытолкала этого бестолкового забулдыгу на улицу, чтоб он хоть немного отрезвел, – всхлипывая, лепетала она, – тень молнией метнулась мимо моего окна! Звон цепей обогнул весь дом, пока не стих у порога. Следом был крик… душераздирающий вопль Тараса заставил меня оцепенеть от ужаса. Я не могла ничего сделать, пока это создание гнало его на рыбацкий угол…

В последнюю очередь экспедитор наведался к Бориславу, высокому и мускулистому деревенскому кузнецу. Крестьянин сложил свои огромные руки на груди, его голос был уверенным и невозмутимым, а глаза скрывались в рваной тени плетеного очелья. Однако сквозь эту тень Михаил мог чувствовать ужас в его обреченном взгляде.

– Когда я услышал обрывистый вскрик своей дочери… – на этих словах тон бестрепетного ковача впервые задрожал, – я ринулся из кузницы без раздумий. Мне было неважно, кого я встречу там: человека или зверя… но я не думал, что встречу самого дьявола, держащего тело Евдокии через плечо. Его лицо выглядело так, будто он украл его у нескольких человек сразу. В центре ужасающей аппликации плоти был единственный глаз. Нижняя челюсть… – Борислав запнулся, нервозно потерев собственный подбородок, – ее не было…

Рассказы прямых свидетелей злодеяний безумного убийцы казались Кисейскому искренними. Никто никогда не смог бы сымитировать подобные эмоции или выдумать столь ужасающий образ. Однако кое-что не давало экспедитору покоя, и как ни странно, это было Одноглазое Лихо. Каждый из трагичных видоков, чьих родственников и друзей отнял убийца, не уставал ссылаться на его сверхъестественную натуру, описывая как совершенно невозможное существо. Демона, пришедшего из преисподней, живого мертвеца или уродливого циклопа в шесть локтей.

Кисейский не просто не считался с суевериями, он насмехался над их сторонниками, что и сделало его одним из самых невозмутимых, беспристрастных и успешных следователей Тайной канцелярии. Здравый смысл и чуточка железного упрямства не давали агенту переступить через свое убеждения и поверить в то, что он действительно охотился за кровожадным упырем. Михаил был потерян и до сих пор не мог понять, как все, что происходит вокруг него, может быть реальностью.

Столичный гость отвлекся от тяжелых раздумий, когда земская изба наконец возникла из-за поворота снежной траншеи. Матрена стояла у порога, облокотившись об бревно козырька, беззаботно сложив руки у груди. Она выглядела в точности как в тот раз, когда Кисейский увидел ее в окне часовни впервые, только заезжая в Лазурное Марево. Но теперь тело крестьянки не было покрыто мраком, – Михаил видел ее четко и ясно.

Длинные и заиндевевшие волосы Матрены качались на ветру как колосья пшеницы, вымоченные в чернилах. Ее локоны не были плавными и текучими как шелк, наоборот, они казались колючими и малоподвижными, но это не выглядело нелепо. Это выглядело статно и устрашающе, словно по спине Матрены тянулся тяжелый черный плащ воеводы, подранный в клочья в результате отважных сражений. Когда девушка заметила экспедитора, ее брови поощрительно подпрыгнули. Ответственная протеже не опоздала на встречу в отличие от Кисейского.

– Добрый день, Михаил Святославович, – зевнула крестьянка, оттолкнувшись от земской избы подошвой.

– Привет, Матрена, – потерев уставшие глаза, вздохнул следователь.

– Могу ли я поинтересоваться, почему вы решили устроить со мной встречу?

Кисейский сделал паузу и огляделся по сторонам; улица была пуста. Он махнул рукой и зашагал к одной из многочисленных траншейных развилок, сложив ладони за спиной. Матрена последовала за ним.

– Я долго думал над твоим предложением, Матрена, – начал экспедитор. Взгляд Крестьянки не отлипал от его лица, в то время как он лишь изредка поглядывал на нее. – Я хочу начать с того, что предложить помощь и выразить такую озабоченность вопросом безопасности деревни, было очень самоотверженно с твоей стороны…