Козацкие могилы. Повесть о пути

— Не в ту сторону вы подались, сыне. Семеро веков назад, при князе Владимире Святом и его наследниках, крепко было наше русское княжество. А чем держалось оно? Единением всех земель на Руси да Святою Троицей. А как почался раздор, наказал Творец междоусобною бранью, нашествием иноплеменных, разделением вер… — он сделал небольшую остановку в речи, давая чуткому слушателю собраться с мыслями; а затем повёл её далее. — Пришла пора вновь обращаться к единству. Вот уже на моей памяти Байда подымался было за это дело, но только ещё начал разворачиваться — и не сдюжил; не потягнул, Бог ему прости, и гетман куда более крепкий — Конашевич-Сагайдачпый Петро. Говорит народ — до булавы треба ещё головы!..

— Да неужто вы, отче святый, и самого Байду знавали?

— Нет, про него только слышал, а вот Подкову — того видал. Да сказать по правде, и под Яссы с ним молодым ходил. Ан всё это ничего в одиночку Южной Руси не сулит — одна только с того погибель.

Левко кручинно поник.

— А что это ещё за жёнки с вами? — переменил разговор настоятель. — Чтой-то вы себя не по-казацки ведете…

— Нет, отче! Одна — молодица с хутора вблизи Пляшевой, у неё, должно быть, там муж загинул; едет к своему дядьке — потому что дома совсем край обезлюдел. Другая — моя нареченная невеста, от татар прошлый год отбили, с самого нашего села дивчина. За походами и повенчаться не успели. Да ещё треба у Бога прощенья просить — грех совершили, не потер-пелось, слюбились уже… — признался Левко и, засоромившись, потупил глаза.

— Закон нарушили. Вот заутра будет обедня, идите первым делом покайтесь, — молвил игумен довольно-таки сурово; но потом куда добрей кончил: — И хотя по уставу в монастырях венчать не положено, да тут гостит один мирской поп — так чтобы завтра ж и обвенчались; и грамоту ещё о том дадим в вашу церковь, как доберётесь до дому. А пир горой уже где-нибудь в другом месте справите — вы куда от нас держите путь?

— Думаем сперва на Житомир, потом в Белую Церковь — идёт слух, что там всё войско собирается снова… А позвольте спросить, ваше высокопреподобие, как же ваш-то монастырь от поляков спасается?

— То ещё давняя справа. Блаженной памяти князь Константин Острожский перед самою кончиной добыл от короля охранную грамоту. Но только вам всё равно треба прятаться — казаков нам крыть не дозволено. Ну, ступай покуда, сынок, устал уж и я не столь от заботы, как от горьких тех мыслей. Скажи келарю, чтобы принесли тебе повечерять, да ложись почивать. Служба начнется с восходом солнца; очистите совесть перед Господом, примете таинство — а как придут сумерки, братия выведут вас на верную дорогу, чтобы в песках не увязли, да и ворог не наскочил. Ангела-хранителя в путь!

…Перезвон колоколов на малой звоннице понёсся навстречу сполохам зарниц, возвещая начало утрени. Когда первые лучи солнца заглянули в летний монастырский собор, высвечивая бодрствующих чернецов, в их косом сиянии стали видны подымающиеся кверху клубы ладана, воскуряемого в кадильницах диаконов.

Позади, в мирском левом притворе стояли Настя с молодою вдовой Олёной; справа, в мужском приделе находились Левко в сопровождении Петра и кобзаря, выбранных в дружки жениха. Настины косы Олёиа ещё загодя обкрутила вокруг головы, покрыв скромным венком из полевых цветов, набранных рядом с обителью. Левко в казацкой свитке, одолженной из монастырского скарба, стоял внешне покойно и с удовольствием внимал чернеческому хору, одноголосо певшему на клиросе. Они уже исповедались и ожидали причастия…

После окончания обедни к ним приблизился сельский священник в небогатых ризах, взял за руки епитрахилью — и начался в опустевшем соборе непривычный здесь чин венчания. Когда же невидимый за колонною хор грянул извечное «Исайя, ликуй!» — чья-то октава от усердия вырвалась, трепеща высокого нотою, из общего созвучия голосов. По совершении таинства священник поздравил от игумена новожёнов, и Левко уже совершенно законно поцеловал свою Настю прямо в уста.

В уединённой келье, предназначенной для гостей, все участвовавшие в обряде в праздничном настроении уселись за стол. На нём помещались две объёмистых макитры с постными пирогами, пара полумис жареной рыбы и могучая сулея крепкого монастырского мёду. Старый келарь, бывший здесь за хозяина, разлил питьё по чашам и, согласно обычаю, отцов и дедов, возгласил:

— Дозвольте попотчевать молодых и гостей! Он важно поклонился на обе стороны и добавил:

— Да не посетуйте: чем богаты, тем и угощаем!

Все осушили до дна, монах выплеснул остатки под потолок.

— А теперь ещё по одной, чтобы домашние не кручинились и молодым хватило счастья на весь их век!..

В келье постепенно сделалось шумно; раз или два сквозь приотворенные двери показались привлечённые редким зрелищем лица молодых послушников. Бандурист, уже немного вросхмель, ударил веселую, подпевая струнам:

По дорози жук, жук, по дорози чорний —

Подывыся, дивчынонько, який я моторний!

По дорози галка, по дорози чорна —