Наконец впереди показался просвет, Кадыр ударил коня по крупу саблей, повернув ее плашмя, и тот вынес его на островок в глубине дебрей с черными остатками костра посередине. От дальнего края прыснули во тьму, из которой он вырвался, серые хищники вперемешку с другими зверями, заставив тысячника придти в себя. Он с шумом втянул воздух, загустевший от вони, завертел головой, стараясь определить место и осмыслить картину, представшую перед глазами. Наконец кровавый туман, висевший на веках, начал рассеиваться, Кадыр вильнул зрачками вслед зверинцу, исчезавшему в зарослях, и пожевал губами. Такое могло быть только тогда, когда добычи хватало на всех обитателей леса, тогда медведи терпели подле себя диких свиней, а рыси не точили когти при виде волков.
Тысячник почувствовал как бьет крупной дрожью коня под ним, увидел, что удила окровавлены до ремешков уздечки, закрепленных серебряными заклепками, ощутил, что не в силах развести коленей, сведенных на боках скакуна. Он наклонился вперед и похлопал ладонью по холке, призывая того успокоиться, затем сунул кулаком между ушами, не натягивая ременный повод, и медленно тронулся к краю поляны, облюбованному почему-то хищниками. То, что увидел, заставило его прокусить губы от бешенства и забыть о мимолетной жалости к животному, не раз выручавшему из беды. Из неглубокой ямы, разрытой зверями, торчали обглоданные руки и ноги, повсюду валялись человеческие головы с глазами и без них, отсеченные острыми клыками от туловищ, землю вокруг укрывали лохмотья окровавленной одежды, среди которой выделялись остатки синих чапанов и серые лоскуты от кипчакских халатов.
Звери дотащили один из трупов почти до середины поляны, оставив от него скелет с клочьями от полушубка на ребрах и зеленым сапогом на ноге с вставкой из синей кожи по верху. Кадыр понукнул коня, чтобы тот подъехал ближе, нагнулся с сидения, рассматривая останки, ему показался знакомым необычный сапог, такие имел только сотник Оганес, пропавший много дней назад вместе с воинами. Он подцепил сапог скрюченным пальцем, но тот был тяжелым, заполненным остатками ноги, тысячник хотел уже бросить его, как вдруг заметил за клочьями от брюк какой-то предмет. Им оказался небольшой нож с ручкой из слоновой кости, джагун выиграл его когда-то в шатар у сипая-араба из древней страны, находившейся в междуречье Тигра и Евфрата. Кадыр вытер тусклое лезвие о лоскуты брюк, принадлежавшие бывшему другу, и сунул за пояс, на лице появилась странная улыбка, снова превратившая его в бешенного воина орды, когда тот рвется за добычей по улицам павшего города, успевая изнасиловать беременную женщину и распустить ей живот.
Он перестал слышать короткие стоны животного под ним, которому поранил губы, он готов был ради достижения цели разломать его череп руками на две части. Сзади послышался топот копыт, но тысячник не обернулся, он знал, это прорвались наконец сквозь завал сипаи во главе с Рамазаном, сейчас он был способен не отстегать его плетью, а срубить голову, если тот снова проявит нерешительность. Понял Кадыр и то, что до заветной цели осталось совсем немного, кладовая была где-то рядом, может быть, за стеной леса, окружившего поляну. Он завернул морду коню и поскакал мимо ордынцев, заполнявших пустынный островок посреди дремучего лесного массива, над которым зависла вонючая туча, поднимавшаяся от полуразложившихся трупов.
— На дорогу! — привстал он в стременах, властно показав клинком направление. Заметив, что кто-то из джагунов намеревается спешиться, чтобы предать останки соплеменников священному огню, снова повторил приказ. — На дорогу!
Узкая лесная колея, на которой с трудом умещались два всадника в ряд, оборвалась внезапно, перед отрядом разведчиков, ехавшим впереди, вдруг предстал сказочный городишко в низинке с крепостной стеной вокруг него, с несколькими башнями, проездными воротами, церквушкой и теремком за ними. Позади погоста вилась по лугу речка, она выбегала из леса, почти касаясь левым берегом основания стены, и скрывалась снова в зарослях. Солнце, редкое на вечно хмуром небе, еще не упало за зубчатую стену из деревьев, окружившую погост со всех сторон, неласковые лучи лишь наклонились, продолжая ощупывать бревенчатые строения с одного бока.