Лишь одно обстоятельство мешало ощутить радость скорой победы — сипаи не спали всю ночь, что могло отразиться на точности стрельбы и на их ловкости при поднятии по лестницам, где осаждающие несли наибольшие потери. Но давать отряду время на отдых не собирался, торопясь взять крепость и отправиться с докладом к джихангиру. Мир вокруг состоял из противоречий, и если он однажды принес в ханский шатер дурную весть аллах обязан был предоставить ему возможность одарить Ослепительного доброй, за которой обычно следуют дорогие подарки и новые назначения. Так думал Кадыр, осматривая окрестности.
Тем временем на стены крепости высыпали урусутские ратники и заняли вежи и заборола, спрятались за щитами перед арбалетами и машинами для метания камней и горшков с кипящей смолой. Урусуты были малочисленны, если не считать баб и подростков, тоже крутившихся на навершиях стен. Кадыр подумал, что коназ Мастислав Черниговский построил кладовые в невыгодном месте — с бурга они как на ладони — охрану козелесцы приставили к припасам ненадежную, перебить такую можно было при благоприятном стечении обстоятельств до полуденного солнца. Он отвернулся от главных ворот и зашарил взглядом по стене, выискивая слабые места, их было много, особенно на противоположном конце крепости, где ратники, показалось, отсутствуют. Но там текла речка, между ней и стеной, как донесла разведка, защитники вырыли еще ров, дополнив естественную преграду искусственной. Это не являлось причиной для отмены штурма с той стороны, к тому же, оставался задел для отвлекающего маневра. Если послать полторы сотни сипаев в обход погоста и обстреливать деревянные строения, крытые досками и соломой, стрелами с пучками горящей пакли, то часть ратников и горожан пойдет тушить жилища. Главное, чтобы не загорелись амбары с зерном, иначе поход окажется никчемным, дело было в том, что строения за стенами выглядели одинаковыми, если не считать церкви и терема воеводы. Кадыр сделал знак юртжи, застывшего позади него, и негромко сказал:
— Сотню Нукзара ты сейчас отправишь на противополжную сторону крепости, пусть она расстреливает стрелами с огнем дома урусутов, к ней прибавь оставшихся от вчерашнего штурма сипаев. Но стрелять они должны только по жилым домам, — он в упор посмотрел на помощника. — Направь отряд лесом.
— Тысячник, все будет исполнено.
Юртжи прижал к груди правую руку, затем завернул голову лошади и помчался между сотнями, каждая из которых имела свой туг, высившийся над нею. Скоро одна из них вышла в полном составе из строя и растворилась между стволами деревьев, ей в хвост прицепился отряд из нескольких десятков всадников с поникшими головами, в знак вины за неудачный штурм крепости и скорби по погибшим товарищам. Эти воины были все, что осталось от двух сотен ордынцев во главе с Рамазаном, решившим опередить события. Кадыр скосил глаза на шамана, вертевшегося под ногами его коня, но тот еще не закончил камлания, он бил в бубен и катался на спине, закатывая глаза, мыча и кривляясь словно одержимый иблисами. Пузырьки слюны просачивались сквозь губы с пучками волос по краям, они лопались, превращались в липкую влагу и бежали струйками к подбородку, покрытому островками тех же волос неопределенного цвета, собираясь в мутную каплю.
Наконец шаман вскочил на ноги и заскакал по кругу, делая грязными руками с кривыми ногтями движения, словно вытеснял из него нечистую силу, после чего бросился в середину и забился курицей с отрубленной головой. Он выворачивался наизнанку, показывая черное и тощее тело, исполосованное множеством шрамов от плети, которой бил себя, и от острых предметов, ими он наносил священные раны. Наконец слюна пошла изо рта потоком, как у взмыленной лошади, он упал навзничь, выронив бубен, задрыгал руками и ногами. Шаман дергался так до тех пор, пока не иссякли силы, затем поднялся, похожий на дьяман кёрмёса, сбежавшего из подземного царства Эрлика, прижавшись к сапогу тысячника, пролопотал несколько слов и, оттолкнутый тем же сапогом, распластался на земле, никому не нужный. Кадыр с неприязнью покосился на сапог, потом вскинул руку и указал на крепость внизу холма, трубы взревели еще страшнее, их поддержали жутким ревом рожки, но все звуки заглушил барабанный бой, под который передовые отряды лучников сорвались с места и ринулись к воротам городка, натягивая на ходу тетивы с насаженными стрелами.