Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

— Твоя правда, Вятка, в толкотне нам не проявить удаль богатырскую, а без нее среди истоб с плетнями не обойтись, — он потянулся рукой к усам и вдруг насторожился словно матерый выжлец, выследивший зверя, на переносице прорезались две продольные складки. Сотский ужал губы в куриную гузку и процедил сквозь зубы. — Я думал, что подмога этому Гуюке решила взять передых, а она вота, легка на помине.

Тысяцкий обернулся к Жиздре и забыл про все, руки у него сами потянулись к оружию, а ноги разошлись шире, он снова посмотрел на стены и вежи по обе стороны от проездной башни, на которых дружинники готовились отражать штурм, замечая каждую мелочь. Затем махнул ладонью сторожевому на смотровой площадке, чтобы тот подавал сигнал тревоги, и опять воззрился на равнину. Из леса вокруг города вырвались сразу из нескольких мест свежие сотни ордынцев с пиками наперевес и с луками, готовыми к стрельбе, они промчались по равнине, очищенной от потрепанных воинов Гуюк-хана, разбежавшихся на две стороны, и устремились к берегу реки с временными переправами. Многие заранее готовили бурдюки, надутые воздухом, чтобы одолеть реку вплавь, другие настраивались завертеть карусели из сотен воинов, поджигавших пучки бересты и сухой соломы под наконечниками стрел, чтобы послать их через стены.

К воротам крепости с обеих сторон поползли по каткам стенобитные машины с мощными таранами на цепях, другие машины, более легкие окситанские требюше на деревянных колесах, покатились к местам в стене, полуразрушенным предыдущими наскоками и залатанным защитниками на скорую руку. Они были обвешаны деревянными щитами, нацепленными на них, за которыми прятались кроме обслуги лучники и копейщики. За визжащей тонкими голосами ордой, вооруженной с ног до головы, бежали спешенные кипчаки в кожаных доспехах с лестницами, укрюками и просто с арканами, закрученными в тугие круги. Открытое пространство вокруг Козельска было все заполнено скачущими на конях и бегущими людьми с большими головами и маленькими глазами, невысокими и темными ликом, отражающим только одно чувство — алчность. И если бы вятичи не обладали железным характером, вряд ли бы удалось им так долго продержаться на стенах.

Первые стрелы просвистели над шлемами Вятки и Званка, заставив их пригнуться за дощатым барьером и переместиться в бойницу, ощетинившуюся калеными наконечниками с зазубринами. Ратники приготовились отражать очередной штурм, но теперь выражение лиц было куда сумрачнее. Заметив это, Вятка ухмыльнулся и зычно скомандовал:

— А ну, ратники-привратники, дружинники богатырские, не все-то вам сидеть на шеях простолюдинов, пришла пора отрабатывать свой хлеб, — он повернулся к Званку. — Беги одесную, там отныне будет твое место, а ты Селята, ступай шуйцей, твоя сторона луговая до вежи с сидельцами в ней тысяцкого Латыны. А я пойду готовить для охоты засадный полк, не ровен час, мунгальские пороки разобьют ворота или стену, их надо бы запалить.

— Запалим, тысяцкий, не сумлевайся, сколько мы их сожгли — одни обгорелые стояки вокруг города торчат, — отозвался за спиной кто-то из защитников. — Надо не выходить на охоту, а допустить пороки до ворот и облить с навершия бадьями горячей смолы, а потом пустить по ним огненные стрелы.

— Твоя правда, Мытера, так сожгли окситанскую машину с башни на напольной стороне, — согласился его товарищ, пристраивавший поудобнее колчан на поясе. — Надо намекнуть Елянке, чтобы она когда надо завернула с бадьями смолы и на наше прясло.

— Вота и славно, — встряхнулся тысяцкий. — А засадный полк все одно нужен, если поганые разобьют ворота и прорвутся к днешнему граду, он как раз ударит по ним с ихнего тыла.

— Не разобьют, — не согласились с ним вои. — А разобьют — тут все и полягут.

Осада крепости ордынцами набирала силу, свежие полки будто получили приказ — не отходить живыми от стен, и они лезли друг за другом, цепляясь за каждый выступ, стараясь ужаться в любую щель. Не хватало людей, чтобы поливать раскосых степняков расплавленной смолой и кипятком, забрасывать камнями и бревнами, рубить пальцы, успевшие ухватиться за доски навершия, и сносить головы тем, кто сумел взобраться наверх и завязать сечу на пряслах. Некоторые из нехристей прорвались до взбегов и даже скатились по ним внутрь крепости, стремясь достигнуть ворот и отодвинуть железные заворины, чтобы распахнуть, но там их ждали воротные в доспехах и с длинными прямыми мечами. Они подпускали ордынцев, размахивающих перед собой саблями, и опускали на их головы и плечи тяжкую полоску металла, заточенную с обоих концов, иногда разваливая шуструю фигуру надвое.