Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

— Они долетают до колоколен церквей в середине города, а по улицам давно никто не шастает, — откликнулся воевода, намереваясь поднять щит, надетый на шуйцу, но раздумал, уповая на броню. — Выстоишь, Вятка, или пришла пора закрываться в днешнем граде, откуда до подземного хода с три десятка сажен?

— Про него нам говорить рано, — нахмурился тысяцкий, заходя за угол вежи. — Как там вои Латыны держатся?

— Тако же, как здесь, мунгалы налетели как прузи, черно от них по всей стене вкруг города, — воевода пропустил вперед князя и встал позади него. — Батыга, видать, решил двинуть на нас отборные полки, у всех мунгал на рукавах цветные отметины, а на ногах заместо войлочной обувки кожаные сапоги. Тоже разноцветные.

— Отдохнули на стороне, а теперь пришел их черед, — сделал вывод тысяцкий, отвешивая полупоклон князюшке, воззрившегося на него светящимся взором. — А потом свежие отойдут, если им не сподобится прорвать нонче нашу оборону, а по утру снова на стены пойдут Гуюковы сотни.

— Так и будут сменять друг друга, пока не овладеют крепостью, — чертыхнулся воевода, он привычно потянулся пальцами к бороде и остановился на полпути. — А если открыть ворота проездной башни и заманить полки поганых в детинец, чтобы они ринулись в него между двумя стенами — городской и вокруг днешнего града, и поразить их сверху всяким оружием. Как ты на это посмотришь?

Тысяцкий покосился на Василия Титыча, не спускавшего с него глаз, затем повернул голову к узкому проходу, о котором намекнул Радыня, сверху он и правда походил на загон для овец, куда тех загоняли, когда приходило время их стричь. Делать над погаными расправу отсюда, а так-же со стены днешнего града, было бы с руки, но поддержать предложение воеводы мешала мысль о том, что если ордынцы вырвутся из капкана, устроенного в проходе, город будет взят в полдня, ведь они окажутся внутри него. И все-таки лучшего предложения отыскать было трудно.

— Как бы сделать так, чтобы запустить часть мунгальских полков вовнутрь, а остальных отсечь наскоком за воротами и закрыть их снова, тогда затея бы удалась. Правда, во второй раз они бы тем путем не полезли, — прищурился он. — А так нехристи хлынут бурным потоком, они может станут топтать друг друга, а все ж какая-то часть одолеет стены детинца, которые ниже городских. Тогда их не удержишь.

Воевода пожевал губами, затем кивнул головой, будто соглашаясь, и сразу посерьезнел:

— Твоя правда, сдержать поганых будет некому, ратников на стенах не хватает, — и тут-же приказал. — Направляй засадный полк на проездную башню и не снимай его до тех пор, пока мы не подготовим ловушку, он станет отсекать полки нехристей за воротами, когда первые части набьются в проход.

Вятка понимающе ухмыльнулся, затея понравилась ему с первого раза, но он решил высказать свои соображения, чтобы не оставаться в стороне от обсуждения. Князь Василий Титыч тоже одобрительно сощурился и повертел в руке витую плеть, которой погонял коня, молчаливый этот отрок, носящий высокий титул, вызывал уважение умом, развитым не по детски, и немногословием среди людей, окружавших его. Вот и сейчас он лишь бросил признательный взгляд на тысяцкого и собрался покидать стену, когда рядом с его головой вжикнула ордынская стрела, взметнув вверх прядь светлых волос, она воктнулась воеводе сбоку шеи. Тот расширил зрачки и стал неуклюже клониться вперед, пытаясь схватиться за угол вежи, возле которой стоял, из раны сильной струей ударила кровь, залив рукав кафтана и доспех на груди.

Вятка успел подхватить его под локти, он вырвал стрелу, одновременно стараясь поставить на ноги старого воя, кто-то из дружинников приткнул к глубокому разрыву кусок полотна, но было уже поздно, Федор Савельевич обмяк на руках верного друга и закатил глаза. Ратники вокруг охнули, дружно подались вперед не ведая, чем еще можно помочь, и растерянно уставились на тысяцкого, только малолетний князь не сдвинулся с места, он заметно побледнел, ноздри затрепыхались, выдавая внутренне состояние. Он постоял еще немного, не отрывая взгляда от лица пестуна, и когда заметил, что черты стали резче и глубже, оборотился к тысяцкому. Тот едва удержал возглас удивления, на него смотрел не мальчик, но муж со спокойным и властным взглядом светлых зрачков и с уверенностью, пронизавшей всю фигуру.

— Тысяцкий Вятка, отныне воевода ты, — негромко и четко произнес князь. И добавил. — Ты должен исполнить последнюю задумку Федора Савельевича, она того стоит.

Он перекрестился двуперстием, затем коснулся пальцами, беззучно шевеля губами, твердеющего тела воеводы, и заспешил к взбегам, придерживая десницей ножны небольшого меча, выкованные для него Калемой-кузнецом. За ним последовали гридни, часть из которых подхватила за одежду славного воя и понесла к лошадям, оставленным внизу на коновода.

— Отпевать будут в церкви Спаса-на-Яру, заслужил, — крикнул князь, обернувшись на ходу.

— Славный был ратник, — согласился кто-то из защитников на прясле, загораживаясь щитом от роя стрел.

Глава тринадцатая