Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

Воевода стоял в забороле на верху проездной башни, главном направлении ордынского наскока, и выглядывал в бойницу, прикрываясь выставленным вперед щитом, в который успело воткнуться не меньше десятка стрел. Солнце перебежало на вторую половину ясного небосклона, по прежнему безоблачного, оно било лучами под небольшим углом в реку, заставляя переливаться серебром воду, кипевшую от множества пловцов на ней. Вятка видел, как окунаются в серебро мунгальские сотни, как стремятся они к другому берегу, обняв шеи коней и держась за уродливые бурдюки, наполненные воздухом, чтобы занять место соплеменников, убитых и раздавленных копытами своих же лошадей, громоздившихся под основанием стены наподобие щербатого вала.

Нападки батыевых орд были одинаковыми по всему периметру стены вокруг крепости, усиливаясь многократно у проездных ворот что с посадской стороны, что со степной, где держал оборону со своими ратинками тысяцкий Латына. Оттуда приносились верховые посыльные, проясняя обстановку, не менявшуюся которую неделю, не прося подмоги ни людьми, ни оружием. Но и топтание на месте приносило защитникам удовлетворение, вселяя надежду на лучший исход тяжкого обстояния. Хотя в последнее время кровавая карусель заметно набрала оборотов, видно Батыгу изрядно утомило долгое упорство русских воинов и он решил положить ему конец, бросая в костер смерти как сучковатые поленья новые тысячи безымянных степняков. Ордынцы взбирались по трупам поближе к дубовым плахам, цеплялись крюками лестниц и арканов за края защитного бруса наверху, затем упирались ногами, поднимались, перебирая веревки руками, к навершию и завязывали бой с защитниками.

Их было столько, что конца им, казалось, никогда не будет, но сейчас эта картина воеводу не волновала, он обдумывал план, как отсечь основную массу нехристей, когда первые орды хлынут в распахнутые створки и ворвутся в западню, заготовленную для них. А чтобы действие выглядело правдоподобно, приказал не поливать смолой и не расстреливать из самострелов окситанские требюше, долбящие ворота таранами, подвешенными на толстых цепях, лишь отпугивать обслугу копьями и стрелами. Он был уверен в дубовых плахах, соединенных массивными железными пластинами и скрепленных между собой тяжелыми штырями. Оставалось выбрать время для проведения задумки и способ, как отогнать остальных степняков от ворот, когда они закроются, отсекая попавших в ловушку. Засадный полк занял место на пряслах вокруг проездной башни, в помощь ему была придана сотня Вогулы, на стенах же крепости и днешнего града разместились защитники из посадских и ремесленников. Вятка откачнулся от бойницы, вышел на полати и задумчиво пощипал бороду, придумывая, с чего начать, взгляд рассеянно упал на Званка, возившегося вместе с дружинниками с самострелом, мелькнула как бы невзначай и нужная мысль. Воевода посмотрел вдоль полатей и удовлетворенно крякнул, он направился к сотскому, пригинаясь от стрел за досками навершия.

— Званок, на кого ты надумал пустить болт? — еще издали спросил он, опасаясь, что в пылу боя ратники могли забыть о его приказе не трогать чужеземные пороки.

— Вота по тем поганым пущу, что торчат весь день между рвом и берегом, — указал сотский на кучку ордынцев с белыми перьями над шлемами. Он покривился, поняв, о чем беспокоится воевода. — Мы бы эти пороки с одного болта сложили в кучу дров, уж больно у них бока широкие.

— Не замай, они еще сослужат нам службу, когда нехристи повернут назад, а ловушка-от окажется тесная, да на проходе стоят растопыренные ванзейские требюше.

Званок вскинул подбородок и приоткрыл рот, начиная догадываться, к чему клонит собеседник, дружинники тоже бросили возиться с самострелом:

— Вота будет диво дивное — из загона-то поганым не вырваться, и другим в ворота тож не попасть, — огласил сотский свои догадки. — А мы на них сверху обрушимся градом стрел и копий.

Вятка попытался пригасить улыбку, успевшую, как у других воев, растянуть углы рта, он положил десницу на плечо другу:

— Это была бы радость великая, почитай, малая победа козельской дружины, как на той охоте, когда мы отправили к мунгальскому богу половину тьмы ихних воинов, — он с сожалением подергал щекой. — Но тебе придется стоять со своими ратниками на другом месте.

— Гли-ко, небывальщина такая! — оглянувшись на соратников, попытался отодвинуться Званок от товарища. — Моя сотня стоит на проездной башне как прихваченная, али получше успел сыскать?

— Твоя сотня лучшая и все это знают, поэтому ты пойдешь с ней на прорыв, чтобы увести от ворот другие полки нехристей, — твердо сказал воевода. — Даю тебе в подмогу Мытеру с тремя десятками воев, остальные будут стоять тут.

Звяга обернулся на то место на пряслах, где лютовала над погаными его супружница, и хлопнул друга по груди:

— Вота и славно, важно не где стоять, а какую тем стоянием пользу гражданам принести, так я мыслю, друг?

— Так, Званок, у нас одна земля, один народ и один на всех город, — сказал Вятка под общее одобрение. — И мы должны запросить за него самую высокую цену.