Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

Злоба на лицах урусутов вконец взъярила ордынца, он еще не встречал от них достойного отпора, чаще видел покорность судьбе. Он бросился на жалких хашаров, оскалив гнилые зубы, он рвался к ним цепляясь короткими кривыми ногами за кусок цветной материи, свалившейся с жирного тела и путавшейся под ними. Мунгалин почти допрыгал до Улябихи, завертывая голову набок, чтобы удобнее было впиться зубами в ее горло, но та опередила дикого самца, всадив меч в середину его груди и провернув лезвие несколько раз. После чего выдернула клинок и не глядя на хрипящее кровью животное в получеловеческом облике, падающее к ее сапогам, полоснула лезвием по спине один раз, а потом другой, повернув меч плашмя, стряхивая потоки крови на заскорузлую кожу врага. Всунув оружие в ножны, пошла не глядя ни на кого на место под испуганным взором княгини и под восторженное выражение на лице малолетнего князя. Вятка смахнул со щек оторопь, затем коротко приказал ратникам:

— В котел его со смолой. А когда затвердеет, привязать сидячего на макушке глухой вежи.

— Там поганому и место, — согласно заревела гридница.

Долго еще члены совета не могли успокоиться, косясь на кровавое пятно посреди дубового пола и хватаясь руками за рукоятки мечей. Снаружи доносились крики людей, ставших свидетелями конца полонянина, выволоченного трупом наружу, их не могли сдержать ни двери, ни окна из заморского стекла, горожане поняли, что искать лучшей доли нечего, а пришла пора готовиться к худшему, что могло их ожидать. Наконец Вятка снова вышел на середину гридницы, подогнав девок, испуганно-брезгливо отмывавших по указу мамки кровь с половиц, и дождавшись тишины, обратился к княгине:

— Свет Марья Дмитриевна, ты видела, что все нехристи на одно лицо, если они ворвутся в город, пощады не будет никому.

Княгиня с трудом согнала с себя маску сильного волнения, смешанную с нескрываемым омерзением, и воззрилась на Вятку:

— Что ты предлагаешь делать дальше, воевода? И успеем ли мы что-либо придумать, если времени осталось только до утра?

— Управимся, матушка, у нас теперь остался один путь, других уже нет.

— Тогда огласи его, чтобы мы озаботились иными думами, нежели о смертном исходе обстояния.

Воевода поклонился хозяйке высоких хором и малолетнему князю, затем повернулся к сотникам, сидящим на лавках как на угольях, в грубоватом голосе прозвучала властная суровость:

— Булыга, набирай два десятка воев и спешите на подмогу монахам, что стерегут выход из тайного хода на церковном дворе. Встречайте там незваных гостей калеными железами, ежели по нему они сунутся к нам.

Широкоплечий ратник в добротной сброе словно ждал приказа к делу, придержав ножны, он молча скрылся за дверью, за которой продолжал волноваться народ. В гриднице никто не пытался вмешаться в приказы воеводы, не предложившего совету неожиданные свои решения, а решившего поступать единоначально. А Вятка меж тем остановил взгляд еще на одном сотнике, замыкавшем ряд закованных в железа кметей, он не сходя с места указал на него рукой:

— Вогула, снимай своих ратников со стен и поднимай тех, которые на роздыхе, катите ушкуи по круглякам до проездных ворот для спуска на воду и похода за бобровую плотину. Вам нужно успеть до первых петухов, иначе дозорные мунгалы покроют сбегов тучами стрел.

В просторном зале продолжала стоять тишина, она даже усилилась в ожидании полной огласки задумки. Княгиня с боярами и купцами молча внимали приказам Вятки, отдаваемым хрипловатым голосом с железными звуками в нем. Сотник Вогула тоже сорвался с места, как и его друг перед этим, но возле двери задержался и обернулся к воеводе:

— А сбегов, кто прибился к нам, кто будет сбирать? — он присадил поглубже шлем на голове.

— Сами сбеги и сберутся, когда наступит ихнее время, — грубо отрезал тот. — Твое дело снарядить в поход ушкуи и отобрать кметей для охраны поезда.

Властно махнув рукой, он снова застыл на середине гридницы, собираясь отдать новые распоряжения. Напряжение среди выборных нарастало, они начали понимать задумку воеводы, не в силах осмыслить ее до конца, возникало много вопросов, просившихся с языков, но те будто присохли к гортаням. И все-таки главный из них был одинаковым у всех, он набухал как подоспевший чирей, готовый лопнуть и прорваться дрянью, несущей облегчение всему организму. Его вдруг задал малолетний князь, от которого никто не ожидал услышать слова и на кого привыкли молиться как на бессловесную икону. Но видно Бог находил моменты, чтобы напомнить людям о своем присутствии самыми неожиданными примерами. Может быть, потому мироточили те же иконы.