Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

Джихангир с непроницаемым лицом слушал своего родственника Бури, вернувшегося из ставки Гуюк — хана. Они сидели перед ковром, уставленным кипчакскими сладостями и китайскими чашечками с монгольским чаем, заправленным соленым жиром. Весть о том, что джагун Кадыр, которому Бату-хан приказал вырвать остатки ноздрей, назначен тысячником на совете чингизидов и темников левого крыла войска, не слишком зацепила его. Он понимал, что это ответный ход сына кагана всех монгол, посчитавшего себя оскробленным после получения им приказа о взятии крепости Козелеск за два дня. Перед этим Бату-хан выслушал доклад Непобедимого полководца о хорошо укрепленном городе, где тот указал на факт, что до тех пор, пока не схлынут полые воды, крепость вряд ли можно будет взять. Ее омывают с трех сторон разлившиеся реки, а с четвертой защитники вырыли ров, глубиной в несколько сажен, из вынутой земли они соорудили такой же высокий вал, усилив проездные ворота поднятым перекидным мостом.

Вряд ли окситанские требюше, показавшие себя в других местах с лучшей стороны, сумеют разбить двойную преграду из дубовых плах, соединенных железными пластинами и квадратными гвоздями. Разве что попробовать снести камнями одну из глухих башен на навершии стены, а потом послать на штурм отборные части. Ослепительный долго молча перебирал четки, вырезанные из черного агата, эту привычку он перенял у факиха Хаджи Рахима, кипчакского летописца, состоявшего при нем и пачкавшего белые свитки бумаги темной краской, висевшей каплями на конце его каляма. Затем он встал и прошелся по шатру вокруг походного трона с орлом над спинкой.

— Пусть Гуюк-хан решает задачу сам, я не стану отменять приказа, как не пошлю на помощь ни одного воина из других полков, — наконец заговорил он. — Если он не управится в отведенное время, я прикажу ему отвести войска от крепости и дождаться схода паводка. Но когда воды схлынут, на штурм Козелеска ринутся полки Кадана и Бури, хан Гуюк, твердолобый этот чулун над могилами погибших воинов, будет смотреть за его взятием из своего шатра.

Субудай-багатур тогда усмехнулся дальнему прицелу саин-хана, решившему неудачи по взятию крепости переложить на плечи сына кагана всех монгол, и удовлетворенно причмокнул морщинистыми губами. Он давно стал считать внука великого друга третьим сыном, при чем, старшим.

Вот и сейчас джихангир, выслушав доклад хана Бури, к которому он благоволил, бросил на него доверительный взгляд и поинтересовался:

— Действительно ли этот Кадыр, которого Гуюк-хан сделал тысячником, знает местонахождение кладовых Козелеска, или это очередная кипчакская сказка из ихней «Тысячи и одной ночи»?

— Саин-хан, рассказ тысячника походил на правду, репутация у него среди кипчакских воинов довольно высокая, он славится не только храбростью, но и тем, что не боится говорить правду в лицо, — хан Бури отодвинул от себя чашечку. — Чтобы узнать, как все обстоит на самом деле, я приказал двум тургаудам пойти с отрядом Кадыра на поиски кладовой и проследить за его действиями. Если тысячник ничего не найдет, они отрубят ему голову и привезут ее обратно, чтобы показать кипчакскому сброду.

Джихангир покривил губы в ухмылке, он помнил джагуна с дерзким выражением на лице, изуродованном шрамами, который выкрикивал оправдания вместо того, чтобы принять заслуженную кару за принесенную дурную весть. Он тогда поймал себя на мысли, как и Субудай-багатур, бывший в шатре, что кипчак вряд ли уступит монгольскому воину в смелости и в сообразительности, что таких смышленых нужно поощрять подарками и повышать в звании. Если бы джагун не служил верой и правдой Гуюк-хану, этому сыну змеи, он бы тоже не оставил его без внимания, но Кадыр был готов за хозяина перегрызть глотку любому. Впрочем, все, что ни делается, то делается к лучшему, так говорит Хаджи Рахим, летописец славных подвигов монгольской орды, а он не отрывает носа от книг со страницами, усыпанными знаками, которых возит с собой множество.

— Ты поступил правильно, Бури, кладовая Козелеска заслуживает особого внимания и ее необходимо найти как можно скорее. Если она не выдумка урусутских харакунов. — Бату-хан одарил собеседника поощрительным взглядом и поставил фарфоровую чашку на ковер. На плоское лицо вернулось сосредоточенное выражение, а узкие глаза превратились в колючие щелочки. — Но задача войска состоит в том, чтобы взять крепость и не оставить от нее камня на камне. Мы должны делать все, чтобы бунт покоренных нами народов веками не тревожил Священную монгольскую империю, и чтобы они безропотно отдавали нашим правнукам лучшее, чем владеют сами.

Бури воздел руки вверх и восторженно воскликнул:

— Ослепительный, да продлит твои дни небесный бог Тэнгре, и пусть не прекращается к тебе любовь Сульдэ, бога войны, — он прижал ладони к груди. — Я клянусь, что готов быть вечным твоим рабом и исполнять любое желание.