Козельск - Могу-болгусун (СИ)

входную дверь, в нос ударил запах жилого помещения с поварами, с мамками, няньками и малыми детьми, от которого сотник успел отвыкнуть за время

обстояния с ордой. Он подумал о том, что давно не заглядывал в свою истобу

на Большой Черниговской, обходясь сведениями от сестры, крутившейся тоже на

стене, и успокоился тем, что с матерью было все в порядке, а младшего брата

призвал в услужение малолетний князь Василий Титыч. Так он и мотался за ним

в поезде, похваляясь княжьей лопотью и поглядывая с затаенной завистью при

редких встречах на старшего брата, ему тоже хотелось защищать крепость от

басурманов меткой стрелой и острым мечом. Вятка прошел коридором до входа в

гридницу, отвечая на поклоны домочадцев, и потянул ручку двери на себя. На

лавках сидели бояре и купцы, они будто никуда не уходили, хотя теперь

облачились в доспехи, на поясах висели мечи и засапожные ножи в чехлах.

Столы были сдвинуты, во главе восседала на стольце княгиня, рядом с ней

примостился на высоком стуле малолетний князь, столешницы были чистые, без

льняных скатертей и без намека на пиршество. Вятке хватило взгляда, чтобы

увидеть в князе разительную перемену, лицо его поменяло молочно-розовую

окраску на смугловатую, оно успело загореть на весеннем жарком солнце, черты

стали резче и выразительнее, в глазах появился властный блеск, присущий

избранным от народа. Но когда наследник козельского престола заметил

сотника, то едва не превратился в обычного ребенка, дождавшегося прихода

человека, к которому тянулся, он вскинул голову и подался вперед, со

значением оглядывая собрание.

– Вятка, проходи к столам, – громыхнул воевода басом, делая рукой

приглашающий жест, но не предлагая сотнику места на лавке. Он сидел сразу за

боярским рядом, по правую руку от него положил тяжелые кулаки на стол

тысяцкий Латына. – Тебе донесли, что поганые порешили тысяцкого Бугриму?

– Донесли, – подтвердил тот, придвигаясь ближе к началу столов. – Я

когда проходил днешним градом не зашел в церковь Параскевы Пятницы, где его

отпевают, а поспешил сразу сюда.

– Уже отпели, вечером похороним всех убиенных на кладбище за Усмариной

улицей, – Радыня оглянулся на княжью семью и снова повернулся к ратнику. –

Что ты молвишь нам по этому случаю?

– Бугрима был смелым воем, и ему надо отдать ратные почести. За столами одобрительно загудели, бояре, купцы и горожане неумело

наложили на себя, под присмотром княгини, корявые двуперстия, поминая вместо

имени Христа языческого бога Перуна и всех его помощников. Кто-то из купцов

пояснил:

– Как только закончится дневная ордынская круговерть и нехристи уйдут

от стен Козельска на ночевку, мы помянем тысяцкого по нашему обычаю, прежде

чем опустить его в землю.

– Так и будет, – поддержал его Латына. – Так было всегда, – подтвердили собравшиеся Княгиня Марья Дмитриевна опустила руки на подлокотники стольца и

посмотрела на Вятку испытующим взглядом, в котором чувствовалось уважение: – Ратник Вятка, мы ведаем о твоих подвигах, ты сам недавно перешагнул

порог парубков, а уже стал сотником, – она помолчала, дожидаясь, пока

подданные усвоят сказанное ею, затем продолжила. – Мы пожелали узнать твое

мнение смелого воя, стоявшего на защите города от мунгалов плечом к плечу и

с воеводой Радыней, и с тысяцким Латыной, и с тысяцким Бугримой.

– Это так, матушка Марья Даниловна, – наклонил голову сотник. – Дело у

нас общее, потому мы все держались вместе.

– Кого бы ты предложил назначить на место убиенного Бургимы, оставлять

без главы его дружинников и участок стены от одной проездной башни до другой

по правую сторону крепости никак нельзя.

Вятка вскинул было брови, смутившись и за высокую оценку ратного своего

труда, данную княгиней, и за оказанное доверие, он обернулся на воеводу и на

тысяцкого Латыну, подбодривших его одобрительными кивками. Такое же

расположение было написано на лицах бояр во главе с Мечником, на лицах

остальных горожан, но больше всех ждал его ответа князь Василий Титыч, сцепивший руки перед подбородком. Вятка переступил с ноги на ногу, нащупал

рукоять меча, словно хотел добрать от него уверенности, затем расправил

плечи:

– Пресветлая княгиня, в козельской рати добрых дружинников без счета, взять Темрюка, Прокуду, того же Якуну, который из сбегов, а еще паче Курдюма

со Звягой. Они пока десятские, но их можно назначать сотниками, а с того

звания возвышать кого-то одного до тысяцкого,- он обвел собравшихся

убедительным взглядом. – Вои проверенные, я много раз ходил с ними на охоту

в мунгальское самое логово, и всегда опирался на них как на себя. Такое мое

слово.

Сотник заметил, как заулыбались после его слов граждане города, как

потянулись они ладонями к лопатистым бородам и густым усам, перекидываясь

друг с другом короткими усмешками. Этой всезнающей улыбки не удержал и

малолетний князь, у которого не было пока ни бороды, ни усов, но который