Козельск - Могу-болгусун (СИ)

ордынское копье, подобранное подле ханского часового. Лицо у Вятки

перекосилось как от зубной боли, а в глазах появился ехидный огонек: – Званок, а ежели ордынец полоснет тебя саблей наотмашь, ты что станешь

спасать -голову или добро в суме за спиной? – с насмешкой спросил он. – А

еще надо не забыть про супружницу, она тоже будет рядом.

– Вот супружница пускай и отвечает и за меня, и за этот баксон, –

натужно отозвался десятский, поддергивая спиной. – Как только ты произвел ее

в десятские, так я ей стал не указ.

Строптивая баба было вспыхнула: – А как поганые грабят наши хоромы да истобы, и спроса с них никакого! – Опосля ловитвы оставляй мунгал хоть телешом, – уперся Вятка, – А щас

каждый вой на счету.

Улябиха забросила за плечо добрый сноп волос и оскалилась волчицей, будто у нее уже отбирали добытое в честной ловитве: – Званку этот баксон не помеха, ему не надо склоняться над погаными, –

она поджала губы. – У моего семеюшки заместо засапожного ножа мунгальский

дротик, и он будет накалывать их под зябры, как тех плотвей.

Тысяцкий покусал губы и не найдя что ответить, махнул рукой вперед, одновременно передвигая другой рукой к середине пояса нож и добротный

булатный кинжал, доставшийся ему с прошлой охоты. Ратники бесшумно сошли с

места, они превратились в привидения, летавшие над полями сражений, не

расстававшиеся с оружием. Стойбище будто вымерло, воины орды забывшие обо

всем, взвалив тревоги на стражников, должных поддерживать огонь в кострах, но те клевали приплюснутыми носами и опоминались только тогда, когда угли

покрывались налетом пепла. Наступило время, самое удобное и для глубокого

сна вражеских воинов, когда дневные заботы покинули их головы, и для тех, кто пришел на них охотиться, у которых осталась одна задача – уменьшить

число захватчиков, чтобы выжить самим в этом аду. Вои рассыпались в

прерывистую цепь, каждый кусок которой наметил свой участок, они входили в

круг, слабо освещенный отсветами от костра, уверенные в том, что нехристи

вряд ли сообразят, что это лазутчики из крепости сумели оказаться в центре

становища, и потому не сразу среагируют на шорохи за спинами. Если возле

костра дремали сторожа, они резали им горла, а если их не было, начинали

охоту с края и заканчивали ее на противоположной стороне. Вятка с

несколькими дружинниками старался держаться середины, где больше было юрт

джагунов, отмеченных конскими хвостами над входами, возле одной он

задержался дольше обычного, ему показалось, что хозяин что-то заподозрил и

его нет внутри.Чутье не обмануло охотника, мунгальский сотник сидел на

корточках у основания юрты и пытался присмотреться к теням, бродившим по

становищу, занятому его сотней. Наверное, он не подавал сигнала тревоги

только потому, что опасался прослыть трусом, что в орде было равнозначно

смерти, по этой же причине он решил дождаться явных доказательств. Вятка

тихо переступил мягкими поршнями, пошитыми из невыделанных шкур, стремясь

подобраться к нему сзади, он знал, что воины орды не снимают доспехов даже

ночью, отчего их тела покрываются язвами, а кожа становится бледной и вялой, и не спешил с броском ножа, опасаясь попасть в металлическую бляху. До

сотника, присохшего взглядом к бестелесным теням, пропадавшим в ночи и

объявлявшимся вновь в жиденьких лучах месяца, оставалось не больше пары

шагов, тысяцкий уже готовился нанести удар в шейные позвонки, когда тот

неожиданно развернулся и издал едва слышный от страха сиплый возглас. В

следующее мгновение он занес саблю над головой, намереваясь рассечь видение, возникшее у него за спиной, Вятке оставалось лишь отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под замах. Но коротышка джагун, несмотря на плотное

телосложение, взялся наносить удары налево и направо, рассекая со свистом

воздух и не переставая сипеть хорьком, попавшим в сети, скорее всего он по

прежнему думал, что видит перед собой злых духов, насланных непокорными

урусутами на него и на воинов. Вятка заставил себя перевоплотиться в гибкую

лозину, гнущуюся от сильного ветра он искал возможность поразить врага ножом

и не находил ее, понимая,что тот может опомниться и диким воплем прочистить

горло, сдавленное спазмами страха. Вся ночь собралась в белое сплошное

пятно, крутившееся перед его лицом, казалось, мельтешению клинка не будет

конца. Пятно приближалось, грозя превратить тысяцкого в кусок изрубленного

мяса, и не было возможности остановить его хоть чем-то, чтобы перевести

дыхание и принять решение для спасения своей жизни. И тогда Вятка откинулся

назад и собрав силы, с презрением плюнул в толстую морду врага, по которой

начала расползаться ухмылка превосходства, было видно, что тот стал

приходить в себя, скоро он гукнет гнусавым голосом приказ нукерам, и тогда

выбраться из логова мунгал станет невозможно. Никому. Плевок шлепнулся