Козельск - Могу-болгусун (СИ)

абескунцев, саксинов, буртасов и куманов. И прочие народы, имя которым

была – тьма. Эти люди первыми шли в бой, подгоняемые монголами, их

военачальниками, из небольшого племени “монгол”, откуда был родом Священный

Воитель, дед саин-хана, которых во всем войске набралось бы едва четыре

тысячи. Они поднимались по лестницам на крепостные стены, заполняя своими

трупами глубокие рвы под ними, первыми врывались в побежденные города и без

понуканий делились добычей, попавшей в их руки, подавая пример остальным

степнякам. Татар в войске Бату-хана было около тридцати тысяч, они тоже

занимали в нем не последние места. По этой причине кипчаки были обыкновенным

сырым мясом, насаживаемым неприятелем на стрелы и копья как бараний шашлык

на железный прут, поджариваемым кипящей смолой или обдаваемым живым кипятком

для того, чтобы оно лучше прожарилось или проварилось. Они набежали в орду

перед походом Бату-хана в земли урусутов в надежде на добрую поживу вместе с

кавказскими племенами из беднейших в основном слоев населения

среднеазиатского и центральноазиатского регионов. То есть, из харакунов, черни, среди которой попадались караиты, самые смелые воины из одноименного

племени. Сам Великий Потрясатель Вселенной служил простым работником у хана

из их среды, он приказал этих караитов выделить в особые части. И теперь они

или показывали пример храбрости воинам из разных племен, первыми бросаясь на

неприятельские полки, или вместе с монголами шли позади прочих кипчаков, понукая их на взятие неприступных крепостей остриями своих пик.

Впереди послышался громкий возглас одного из тургаудов – воина

передовой сотни, которые часто исполняли роль дневных телохранителей при

первых лицах в орде:

– Байза! Это означало внимание. Саин-хан натянул повод, поморгал веками, сгоняя

с глаз пелену задумчивости, и зорко всмотрелся между спинами воинов и

лошадиными крупами, загородившими обзор дороги. К нему неторопливо подъехал

Субудай-багатур на саврасом жеребце, он ездил за внуком своего господина, ушедшего в мир иной, как нитка за иголкой, точно так-же, как держался за

господином много лет назад. Звание багатур дал ему еще Великий Потрясатель

Вселенной, у которого Субудай служил правой рукой, масть коней он тоже не

менял, предпочитая придерживаться, как и саин-хан, одной, выбранной раз и

навсегда. Только внук Священного Воителя выбрал для себя вороную масть с

белыми отметинами, а Непобедимый саврасую, любимую масть бывшего господина.

Такое правило было у их Учителя при его жизни, и они переняли его без

раздумий. Но сейчас Бату-хан даже не повернул в сторону Субудая головы, увенчанной китайским стальным шлемом с высоким шишаком, он не спускал глаз с

туга – штандарта Чингизхана с рыжим хвостом его коня под острием копья, застывшего на месте. Кругом продолжала властвовать тишина, не нарушаемая

даже треском веток, лишь где-то в стороне прозвучали кипчакские восклицания, приглушенные сырым воздухом, лесным массивом и расстоянием: – Боро!

Это означало на их языке, что кто-то должен был уйти прочь. И сразу за

первым возгласом последовал второй, едва слышимый, и снова на том-же языке: – Гих, боол!

Вероятно, какой-то кипчак гнал впереди себя урусутских рабов, а чтобы

они не замедляли шага, он приказал им бежать. Но где он с ними находился, вряд ли можно было разгадать, скорее всего, воины аллаха разнюхали дорогу, параллельную этой, или сбились с пути и теперь плутали по лесу в поисках

выхода. Саин-хан скосил глаза на черную гриву коня с вплетенной в нее

пестрой нитью преданности и пожелания великой победы над всеми врагами. Ее

вплела своими руками юная его жена, дочь хорезмского шаха, к которой он не

входил в шатер уже несколько дней. Остальные шесть жен тоже ждали его

прихода, особенно монголки, которые отличались заносчивостью, граничащей с

дерзостью. Но соплеменниц надо было терпеть, какую бы пакость те не

придумывали, потому что они имели право пожаловаться на господина старшей

жене кагана всех монгол. А верховный правитель мог выразить свое

неудовольствие, которое было способно обернуться любыми неприятностями, ведь

некоторые из монгольских жен имели происхождение из знатных родов. Всех жен

у саин-хана было сорок, но в поход он взял с собой только семерых, остальные

остались дожидаться его в богатых каракорумских шатрах.

Сбоку лесной тропы возник неожиданный порыв сильного ветра, заставив

голые деревья сплестись вершинами, на некоторых из них с треском обломились

тяжелые сучья, они с шумом упали в снег. Саин-хан скосил узкие глаза на

духовного учителя и главного стратега всего войска, приставленного к нему

курултаем, ему было интересно наблюдать, как ведет себя старый воин в таких

ситуациях. И ни разу он не заметил на сухом, будто изможденном болезнями, скуластом лице никаких эмоций, словно его, как и все поджарое тело, вырубили