смерти. Кто-то вскрикнул на полатях, кто-то громко охнул внизу под стеной, где стояли котлы для разогрева смолы, кого-то злая стрела поразила на улице, прилегающей к внутренней стороне крепости. Это были не первые жертвы
козличей от татаро-монгол, пришедших незванными к мирному торговому городку, стоящему на границе с Диким полем и на перекрестке дорог, бегущих через него
во все стороны. Первыми пали посадские, которых ордынцы постреляли из луков
походя. Но волна ярости защитников города против ворога возросла в этот
момент во много раз, каждый из горожан решил для себя, что будет драться, защищая дом и родных, не на живот, а на судьбину. И тот факт, что городское
вече не успело состояться из-за спешности событий, развернувшихся под
стенами, уже не играл роли.
Вятка сбросил оцепенение и приник к смотровой щели в дубовой плахе, которую он с помощниками сумел установить. Бранко с Охримом и другими
ратниками жались по стенам заборола и по углам, укрывая головы щитами, принесенными родственниками. Вся противоположная стена, как и бревна других
укрытий, были утыканы неприятельскими стрелами с разноцветным, черным по
большей части, оперением. А они все сыпались и сыпались, словно прорвало
хляби небесные и на защитников нескончаемым потоком обрушился железный град.
Откуда-то снизу снова донесся женский вскрик, не успел он истаять, как
повторился опять, теперь уже мужской, на прясле возле глухой вежи. Видимо, кто-то из княжьих отроков, испугавшись смертельного дождя, надумал поискать
убежища получше, да не рассчитал с отходом. Вятка крепко сжал кулаки, раньше
бы бросился на помощь, теперь же только скрипнул зубами и вжался лбом в
сырое бревно с прорезью между ним и другим сверху. Снова тело, как в первый
раз, когда увидел надвигавшихся по равнине мунгал, взялся сковывать
неприятный холодок оцепенения. Он встряхнул плечами, стянутыми ремнями от
сброи, и попытался задавить страх, возникший в глубине груди.
Отряды ордынцев успели образовать на равнине несколько огромных колец
на равном расстоянии друг от друга, которые соприкасались одной стороной с
берегом Жиздры и равномерно крутились в разных направлениях. Сверху стены
было видно, как лучники, приближаясь к береговой кромке, поддергивали правый
рукав шубы, заголяя руку до локтя, затем натягивали тетиву со стрелой, зажатых между указательным и средним пальцами правой руки, резким
выталкиванием дуги левой ладонью от себя. После чего они отпускали тетиву и
стрела летела по кривой, одинаковой почти у всех, в сторону крепости. Воины
сразу отъезжали от берега, заворачивая коней на новый круг, и где-то на
середине вытаскивали новые стрелы из колчанов, торчавшие из них черными
наконечниками, будто кузнечные заготовки в ведре с водой. Тучи их
непрерывным потоком стремились через реку, закрывая солнце темной пеленой, казалось, что дьявольскому круговороту не будет конца. Так оно и было на
самом деле, не только потому, что в колчан ордынского воина влезало не менее
тридцати-сорока стрел, а всех воинов невозможно было сосчитать, но и потому, что от леса готовилась оторваться новая лавина степняков на отдохнувших
конях, сытых, жадных до человеческой крови и чужого добра.
Глава вторая. Татаро-монгольское войско который день находилось в пути в родные
степи, нигде не задерживаясь надолго. Редкие урусутские города и поселения, еще не разоренные, не оказывали того яростного сопротивления, которое было
вначале, их жители или разбегались по лесам, или отдавали свои жизни на
милость победителя, покорно сгибая перед ним спины. Большая часть Руси была
покорена за один поход, и орда торопилась покинуть ее земли до весеннего
разлива рек и озер, она двигалась по лесным дорогам даже по ночам в свете
факелов в руках факелоносцев, смоченных жиром животных, а иногда
человеческим жиром, вытопленным из трупов погибших хашаров, держа путь на
юго-восток. Там раскинулись бескрайние степи, где было светло даже ночью и
где можно было сосчитать каждую звездочку в Повозке Вечности. А здесь небо
часто затмевалось низкими тучами, если же их разгонял ветер, звезды казались
маленькими и колючими, похожими на крохотные осколки льда, прокалывающими
кожу насквозь. Бату-хан мерно покачивался в седле, уставившись в одну точку, это состояние стало для него привычным. Он отдал приказ о повороте всех
отрядов назад сразу после того, как в болоте утонула Керинкей-задан, любимая
его шаманка, несмотря на то, что до богатого Новгорода, к которому
приближались Селигерским путем все три крыла войска, оставалось сто верст.
Саин-хан перед тем, как подойти к купеческой вотчине, торгующей товарами со
многими странами, и обложить ее со всех сторон по схеме, отработанной на
других народах, призвал к себе старую эту колдунью. Она залезла на сухое
дерево, чтобы камлания имели больший успех, но толстый сук надломился и она