Козельск - Могу-болгусун (СИ)

сомнения начали вскоре покидать его душу, вместо них на лице появилось

доказательство верности ввиде преданного взгляда. Джихангир вытер губы

рукавом халата и облегченно расслабился.

В это время полог на входе отодвинулся и в шатер вошел тургауд, пройдя

пару шагов по направлению к трону, он опустился на одно колено и склонил

голову:

– Джихангир, на правый фланг войска произошло нападение урусутских

полков, – четко сказал он.

Бату-хан на мгновение застыл изваянием, в него будто попала каленая

стрела, затем лицо, заплывшее жиром, начало наливаться темной кровью, нос

хищно затрепетал ноздрями, а нижняя челюсть выпятилась вперед.

– Кто посмел? – прохрипел он, не в силах справиться с яростью, мгновенно охватившей его. – Кудейары, джихангир, – воин дневной стражи еще ниже опустил голову. –

Разведчики хана Шейбани ждут разрешения переступить порог твоего шатра.

– Пусть войдут! Вовнутрь проскользнули три кипчака с нашивками на рукавах, они

бросились на колени и стукнулись лбами о ковры, покрывавшие пол. Они были

без оружия, в урусутских тулупах и рыжих кипчакских сапогах, подбитых

войлоком, развязав цветные пояса, воины повесили их себе на шеи: – Говори, – приказал джихангир сразу всем, не в состоянии выделить

старшего по званию – такой грязной была на них одежда. Средний кипчак

вскинул голову, обмотанную материей, и сел на пятки, лицо у него обросло

черной бородой, над большими глазами кустились черные брови, достававшие

концами до висков. Омыв бороду ладонями, он сказал высоким голосом, перемежая монгольские и кипчакские слова: – Ослепительный, урусуты налетели на сотни под утро, когда туман еще не

рассеялся, и когда лошади, уставшие за ночь от воя волков, тоже смежают

глаза, – он поперхнулся, стараясь справиться со спазмами, сдавившими

горло. – Они порезали ножами много наших воинов и снова ушли в непроходимые

леса.

– Сколько воинов погибло? – вцепился саин-хан пальцами в рукоятку

кинжала. – И почему часовые заранее не предупредили об опасности?

– Наверное, они заснули, потому что урусуты нас давно не тревожили. А

сипаев-воинов погибло много.

– Сколько!? – зарычал хозяин шатра. – Больше трехсот человек, еще карапшики-разбойники посекли мечами две

стенобитные машины и увели табун лошадей.

– А сколько воинов потеряли урусуты? – Одного, Ослепительный, его тело осталось лежать посередине поляны, которую занимали сотни. – Это был карапшик Кудейары? – Это был урусутский харакун в порванных лаптях и в тулупе клочьями, в

руке он сжимал простой нож.

Бату-хан резко поднялся на ноги и направился к выходу из шатра, на ходу

бросив через плечо:

– Посадить всех троих на колья. – Аман, Ослепительный!.. – попытались кипчаки ухватиться за его сапоги, но джихангир с силой ударил ближайшего в лицо. За ним поспешил хан Бури, который тоже приложил каблук к длинному носу другого разведчика, принесшего

вместе с товарищами дурную весть. Ковровый полог на входе в шатер слетел с

волосяной веревки и упал далеко в стороне, заставив баурши-завхоза присесть

от страха на пятки. Возле Бату-хана уже приплясывал любимый конь вороной

масти с белыми чулками до коленных чашечек и с такой же звездой в середине

лба, а верные тургауды помогали ему взобраться в седло, покрытое плотным

ковром с мягкой подушкой под ним, с золотыми стременами по бокам. Через

мгновение всадник всадил шпоры в бока лошади и помчался вслед за тройкой

знаменосцев с тугом над головами, сорвавшимися с места на миг раньше. За ним

поспешил Бури, а потом тишину взрыли дробным топотом пятьсот отборных

тургаудов со зверскими выражениями на лицах.

В предвечерних сумерках на поляне посреди леса разбросались в

неестественных позах несколько сотен воинов без доспехов и вооружения, снятых большей частью урусутами, остальное подобрали ордынцы, они были убиты

ударами сулиц и обыкновенных засапожных ножей. По краям поляны выстроились

войска правого крыла орды под управлением Шейбани-хана со знаменами, тугами, бунчуками и вымпелами. Несколько десятков трупов десятников и сотников с

нашивками на рукавах успели оттащить в сторону, их должны были положить

отдельно, бревна для костра уже приготовили. Среди младшего командного

состава оказался тысячник с пайцзой на груди, но без шлема и без кольчуги с

саблей. Не было на нем богатой шубы с золотыми перстнями на пальцах и даже

сапог, он лежал на стылой и мокрой земле, выпятив огромный живот и раскидав

в стороны босые ноги. Рядом с Бату-ханом и Бури остановился Шейбани, прискакавший сюда только что, желтое и плоское лицо выражало крайнюю степень

озабоченности. После случившегося он сравнялся в беспечности с ханом Гуюком, потерявшим под Козелеском во время вылазки защитников крепости более шести

сотен воинов с несколькими тысячниками и двумя темниками с сыном полководца

Бурундая. Таких потерь высшего состава Орда не знала со времени вступления в