Козельск - Могу-болгусун (СИ)

земли урусутов, если не считать хана Кюлькана, младшего сына Потрясателя

Вселенной, убитого под Коломной. С ними не могли сравниться потери при битве

с объединенным войском урусутов у Красного Холма, когда был зарублен коназ

всей Руси Георгий Всеволодович. Джихангир увидел краем глаза, как к свите

приближается на саврасом коне Субудай-багатур, наверное его успел

предупредить о нападении разбойников под началом Кудейары кто-нибудь из

юртджи или из нукеров, бывших его глазами и ушами везде. Почти все высшие

военачальники были в сборе, если не считать Гуюк-хана и чингизидов из его

окружения. Но они, скорее всего, еще продирались через леса к печальному

этому месту, не смея нарушить законов “Ясы”, в которой было сказано: если

военачальник не отдал последних почестей воину, погибшему при исполнении

воинских обязанностей, он достоин смерти. Бату-хан оторвал взгляд от поляны

и поднял правую руку, специальные отряды поспешили к убитым воинам, другие

принялись укладывать бревна в основание костра, подгоняя их друг к другу.

Ровными рядами на них положили кипчаков, татар и монголов с куманами, обрами, саксинами и другими воинами из разных племен и народов. Первый ряд

мертвецов снова переложили бревнами, укладывая тела так, чтобы не выступала

ни рука, ни нога. Скорбная башня росла на глазах, ордынцы облепили ее со

всех сторон торопливыми муравьями, скоро для поднятия наверх тел и стволов

понадобились лестницы и арканы. Наконец квадратную вершину увенчала юрта из

толстых жердей со стягом на верху. Джихангир, наблюдавший за

приготовлениями, почувствовал, что сзади кто-то подъехал, он втянул носом

воздух и уловив резкий запах лошадиного пота, понял, что Гуюк-хан, этот сын

змеи, все-таки успел к началу ритуала. По губам скользнула презрительная

усмешка, сказавшая о том, что приезд вовремя кровного врага ничего не сможет

изменить, и что задумки саин-хана остаются в силе. Он выехал вперед и снова

поднял правую руку, и тут-же рев из тысяч глоток заставил вздрогнуть вековой

лес, загнав тишину в непроходимые чащи. Голые вершины деревьев сотряслись, сбросив на землю отмершие ветви.

– Уррра-агх!!! – закричали монгольские воины. – Уррра-агх!!! Кху, кху, монгол! Клич подхватили татары и кипчаки: – Яшасын!!! Яшасын!!! Их гортанные голоса перекрыли другие крики: – Гей ой о чуй! – Аллах акбар! В жуткую какофонию звуков, набирающую обороты, вмешались кличи других

полков и соединений, состоящие из воинов разных национальностей, они

взметнулись в вечернее небо и, казалось, пошатнули предгрозовые недвижные

облака. Заревели длинные трубы с утолщениями на концах, загромыхали

барабаны, зашлись хриплыми голосами рожки, их прорезали резкими переливами

глиняные свирели. Двадцать шаманов в белых одеждах и со шкурами диких

животных на плечах встали на карачки и поскакали вокруг башни, кривляясь и

лупя кулаками в бубны, украшенные цветными лентами, медными колокольчиками и

высушенными головами птиц и мелких степных зверьков. Они начали входить в

транс, падая на землю, исходя слюной и дрыгая ногами. Некоторые из всадников

спрыгнули с коней и пошли за ними, размахивая шелковыми расписанными

платками в правых руках. Напряжение возрастало, оно было готово перейти в

состояние, напоминающее припадки, когда всадники соскакивали на землю и

бились о деревья головой, ведь среди погибших были друзья, с которыми они

отправлялись на войну из одного улуса или аула. На губах воинов запузырились

белые клочки пены, глаза начали вылезать из орбит, тела стали подергиваться, а руки и ноги невольно взбрыкивать. Джихангир, дождавшись, когда общее горе

достигнет апогея, подал знак факельной группе во главе с китайцем, не

сводящим с него глаз, чтобы она приступила к завершающей фазе. К сооружению

приблизились с восьми сторон люди в длинных одеждах с зажженными факелами, подожгли паклю, намоченную в горючей жидкости и заложенную между бревнами, поднесли огонь к просмоленной одежде погибших. Языки пламени охватили башню

со всех сторон, они взметнулись вверх, рассеивая с черных концов тучи искр.

Гортанные кличи из тысяч глоток, рев сотен труб и хрипение сотен рожков, усиленные оглушительным боем барабанов и бубнов, заполнили поляну, превратив

ее в громадный медный котел с толстыми стенами, издающий звуки, сравнимые с

гудением урусутских вечевых колоколов, когда мощный их гул разносится по

окрестностям на огромные пространства, и спасения от него нет. Орда

продолжала бесноваться на дне этого котла, середину которого охватило

кровавое пламя с языками черного дыма, извивающегося китайскими драконами.

Казалось, воины исполнили долг на земле и ждали теперь момента, когда огонь

достигнет небес, чтобы броситься в него и превратиться в искры, исчезающие

среди туч бесследно. И так давно бы произошло, если бы кто-то увидел, что

пламя лизнуло жарким языком Повозку Вечности, начавшую проступать между