запах, сохранявшийся в ней многие годы, который звери, как и цветочный, переносили с трудом. А еще вещицы, нужные в хозяйстве, стоили дешево, вот
почему деревня с мастеровыми в ней стала называться Дешовками.
Козлянам защищать город стало легче, хотя наскоки ордынцев с напольной
стороны, где был отрыт только ров с валом, а река Клютома прикрывала одним
из изгибов лишь угол стены, не прекращались ни на один день. Это место
представляло из себя начавшую подсыхать возвышенность, она первой
освободилась от снега и полой воды, устремившейся с нее в реки полноводными
ручьями. Волны нехристей как и прежде накатывали друг за другом на стены
крепости, они забрасывали истобы с теремами тучами стрел и стаями дротиков.
Козляне не переставали поливать крыши водой и мазать их грязью, поэтому
пожары были не часты. Зато новых стрел и дротиков для защитников, несущих
службу на стенах, они уже не изготовляли, им хватало с избытком ордынских, а
вот ножи, мечи и секиры тупились часто, поэтому в кузницах не гас огонь, который кузнецы раздували надыманием мешным. Никто из горожан не сидел без
дела, все были заняты одним – помогали кто как мог дружинникам отогнать
ворога от родного порога. Вятка с другими ратниками готовил ушкуи, чтобы под
покровом ночи вывезти из города детей с матерями и подростков до двенадцати
весей, гибнущих от ордынских стрел из-за своей беспечности. Так приказал
воевода, убедившийся, что мунгалы с разливом не ушли в степи, а раскинули
становище на возвышенных местах, дожидаясь схода полой воды. Он выделил
охрану из крепких мужиков и завещал им искать в глухом лесу поляну для
постройки истоб, чтобы они начали новую жизнь, если Козельску суждено будет
покориться батыевым ордам. А после того, как козляне покинут ушкуи, наказал
Вятке плыть в Серёнск за хлебным припасом, который подходил к концу. Сотник
не сомневался в том, что они сумеют проскочить мимо ордынских полков, его
беспокоило лишь то обстоятельство, что на склад-городок могли уже наткнуться
мунгальские разведчики и разграбить его вчистую, не оставив там камня на
камне и убив всех, кто его охранял. Вестей оттуда не приходило с тех пор, как мунгалы взяли Козельск в плотное кольцо. Он опустил в глиняный горшок с
горячей смолой маклавицу, сплетенную из липового, тонко нарезанного лыка, которой смолил бока ушкуя, и подался к ратникам, тесавшим топорами вместе с
плотниками весла и лавки.
– Передых у нас, Вятка? – спросил аргун-плотник из рязанских сбегов, ловко втыкая острый чекан в заготовку для весла, лопоть-одежда была у него
справная, видно, он успел приткнуться к местной бабе. – Али пришла пора
итить на стену и воевать тугарина?
– Нонче там есть кому воевать поганых, – отмахнулся сотник, направляясь
к Бранку. – А передыха не будет, нам надо к заходу Ярилы закончить смолить
деренейские-разбойничьи ушкуи, дать им день просохнуть и на другую ночь
спустить на воду.
– Возьми с собой и меня, – молодой аргун снова поплевал на ладни. – Я
ух какой ярый на нехристей.
– Вот на стену и пойдешь, – на ходу бросил Вятка. – А мне нужны
терпеливцы, чтобы пальцем без приказа не пошевелили.
Бранок вместе со своим десятком и десятком Охрима примеривал по ширине
ушкуя лавки, обтесанные из вязкого ясеня, которые нужно было приладить в его
середине, рассчитанного на тридцать ратников. Лодку давно проконопатили
внутри и залили зазоры между гнутыми досками горячей смолой, заканчивали
работу и снаружи, осталось просмолить только корму. Был виден конец в работе
и на остальных ушкуйных остовах, числом пять, чернеющих на бревнах – катках, закрытых от тугарских стрел навесами из горбылей, промазанных грязью, чтобы
гасла горящая пакля. Вражеские стрелы залетали сюда часто, ушкуи рубили
рядом с проездой башней с воротами, закрытыми изнутри на дубовые
заворины-засовы, чтобы ночью можно было открыть и столкнуть лодки, минуя
подъемный мост, прямо в Жиздру. Так задумал с самого начала Вятка, приданный
к аргунам главным. Еще несколько лодок, принадлежащих козельским гражданам, требовали только мелкого ремонта, всех их было числом двенадцать. Когда
завелся разговор с набором рати для похода в Серёнск, темник Латына не стал
долго мудрить, он указал воеводе Радыне на Вятку и его сотню, и тому
осталось только благословить храбрых воев, успевших проявить себя на охоте
между ордынских полков, и на строительство ушкуев, и на поход в их тыл. Но
Вятка воспротивился уходу из крепости всей сотни, он разделил ее пополам, отобрав как всегда тех, кого успел проверить в деле. Он подошел к двум своим
друзьям и облокотился на брус, упертый в деревянные бока лодки, Бранок и
Охрим отложили плотницкие инструменты, стряхнули с себя пахучую стружку: – Успеем закончить? – оглянулся Бранок на остовы лодок, чернеющие за
спиной потеками свежей смолы. – Кажись, дело ладится.
– А ни то, на следующую ночь будем спускать на воду. Звяга уже