Козельск - Могу-болгусун (СИ)

Узкая дорога среди голых и мокрых деревьев не давала Кадыру возможности

развернуть сотни так, чтобы обеспечить их безопасность со всех сторон, отряд

растянулся на несколько полетов стрелы, уязвимый отовсюду. Оставалось

надеяться лишь на собачий нюх разведчиков, рыскавших в лесных дебрях и по

берегу реки, не спешащей входить в берега. Заканчивалась пятая неделя осады

Козелеска, не принесшая заметных результатов, крепость по прежнему можно

было атаковать только с южной стороны, выходящей воротами в половецкие

степи, а с трех других она была защищена полыми водами, подмявшими под себя

не только русла нескольких рек вокруг нее, но и затопивших луга и часть

леса. По этой причине Кадыр со своей тысячей не сумел показать

Ослепительному, а с ним и Сиятельному, в подчинении которого находился, той

удали, которую обещал продемонстрировать, если первый не отберет у него

жизнь, а второй одарит званием тысячника. Он кидался на стены как барс, сам

побывал на них, но закрепиться не сумел, воинов сбрасывали вниз не только

урусутские ратники, но и женщины с детьми, вооруженные чаще рогатинами. И

когда джихангир отдал приказ прекратить штурм и дождаться спада половодья, Гуюк-хан напомнил ему об обещании найти кладовые крепости, построенные

Мстиславом Святославичем, врагом орды. Тысяча сипаев в разноцветных чалмах и

одеждах немедленно отправилась на поиски, ими двигали те чувства, которые

владели их военачальником, тарпаном, взлетевшим на глазах на вершину туга, которую всегда занимал шонхор – серый кречет с черным вороном в когтях. То, что обещали кипчакам татаро-монголы, становилось явью, и такие примеры могли

двигать несметные орды в любых направлениях, сметая с пути любого

противника.

Кадыр с трудом протиснулся сбоку отряда поближе к его голове, прикрыв

глаза, закачался в седле, ожидая донесения от разведчиков, ушедших далеко

вперед. Мысли его вертелись вокруг одного и того же события, должного

произойти после взятия Козелеска – возвращения домой на белом верблюде, тянущем за собой огромную повозку с добром, за которой будет идти табун

лошадей и стадо коров с козами и овцами. Не зря он возил в чувале железную

тамгу, ее можно было нагреть на огне и поставить клеймо на боках домашних

животных, захваченных в селениях урусутов, чтобы у них был новый хозяин.

Тысячник не раз прикидывал, кого из девушек в ауле возьмет в жены, и кого он

назначит старшей женой, а кто будет охтан-хатун – младшей. Она будет

разводить огонь в дзаголме – круглой земляной печи, и выпекать в тандыре

пресные лепешки, ловко приклеивая их к стенам, обмазанным глиной. А кто-то

будет готовить ему вкусный плов, сочащийся от жира хусы – барана, приправленный зеленью, потому что джугара – кукурузная каша – за время войны

порядком надоела, как шурпа-похлебка, как и хурут – сушеная творожная масса, взятая в поход в качестве сухого пайка. Бывший тысячник, ставший важным

ханом, будет только руководить улусом, по вечерам играть в шатар –

разновидность индийских шахмат, в которых главными фигурами были тигры и

собаки, а пешками служили зайцы и петухи Это была жизнь, о которой мечтал

каждый харакун в несметном войске Бату-хана, но не всем суждено было стать

тысячниками.

Прошло довольно много времени, полки продолжали углубляться в

непроходимые дебри по едва заметной дороге, ведущей неизвестно куда. Кадыр

сунул руку в чувал и вытащил аяк- чашу для питья, вырезанную из березового

наплыва, затем передвинул на живот турсук и наполнил ее орзой. Он жадно

припал к краям, словно не пил несколько дней, на самом деле он решил

заглушить чувство страха, которое поселилось в груди, как только отряд

обступили стволы деревьев с цепким кустарником, старавшимся порвать одежду

или расцарапать открытые участки кожи до крови. Затем наполнил аяк еще раз и

поднес к губам, ощущая нутром пенную жидкость, начавшую играть в желудке, и

в этот момент в плечо тысячника, открытое сдвинувшимся круглым щитом, впился

наконечник стрелы. Кадыр взвыл от неожиданности, он скосил глаза на грубо

обструганный прут, увидел, как быстро набухает кровью рукав халата в том

месте, куда воткнулся наконечник. Выронив аяк, он рванул свободной рукой

стрелу из тела и закричал от боли, забыв о том, что она могла быть не

последней. В тот же миг еще две стрелы не пролетели мимо него, одна

запуталась в густой гриве лошади, не причинив ей большого вреда, а вторая

скользнула по доспехам кипчака. Кони ордынцев вставали на дыбы, пытаясь

сбросить визжащих всадников, они сшибались друг с другом, не зная, в какую

сторону направить бег. Дорогу обступал сумрачный лес, ощетинившийся тысячами

острых веток, а спереди и сзади образовался затор, пробиться сквозь который

не представлялось возможным.

– Байза!!! – крикнул Кадыр, и повторил, выбросив здоровую руку вверх. –

Байза!!

Но его никто не слушал, каждый стремился спасти жизнь всеми доступными