Козельск - Могу-болгусун (СИ)

способами. Кадыр привстал в стременах, пытаясь определить, откуда стреляет

противник, но сделать этого было уже нельзя, стрелы посыпались со всех

сторон, и чем сильнее воинов охватывала паника, тем гуще становился их рой.

Тысячник обломал с жутким ревом стрелу и швырнул ее под ноги коню, отбросив

мысль о щите как бесполезную, он рванул уздечку на себя и полез напролом, стараясь втиснутся в гущу сипаев.

– Байза!!! – снова закричал он по монгольски, оттесняя соплеменников на

обочину дороги. – Приникайте к лошадиным крупам, не давайте урусутам

стрелять прицельно!

Кто-то прислушался к его голосу, упав на холку коня, кто-то змеей

скользнул под пузо четвероногого друга, ухватившись руками за попоны под

седлами, с десяток кипчаков спешились и начали стрелять из луков в

нападавших, укрывшихся в глубине леса. Эти меры немного ослабили натиск, видимо, урусутов было не так много, но скоро из-за кустов полетели короткие

сулицы, разившие не только воинов орды, но и лошадей. Снова паника, начавшая

было спадать, бросила людей и животных друг на друга, смешав их в единый

клубок, внутри которого хозяйничала смерть. Никто не хотел оставлять дорогу, боясь углубляться в кошмар из зарослей кустарника и переплетений древесных

стволов, за каждым из которых чудился громадный урусут с острым ножом. Чтобы

усмирить смятение, Кадыр начал с силой хлестать трехвостой плетью с тугими

узлами на концах по лицам и спинам подчиненных, не переставая осыпать их

грязными ругательствами. Он не жалел сипаев, умирающих на его глазах, он

боялся за свою жизнь и за то будущее, о котором так долго мечтал. Если отряд

вернется назад, не выполнив обещания, если воины погибнут в проклятом лесу, а дьяман кёрмёсы, слуги Эрлика, снова обойдут его строной, этого ему не

простит уже никто, даже соплеменники. И тысячник коршуном набрасывался на

воинов, забыв о безопасности, он отскакивал назад и снова замахивался

плетью, свитой из сыромятных ремней, понимая, что без подчиненных он ничего

не значит. Необузданная ярость, которую часто применяли татары и монголы к

воинам других национальностей, принесла плоды, из клубка стали вырываться

всадники со зверским выражением на залитых кровью лицах, они вынимали из

ножен кривые сабли и бросались вглубь леса. Скоро оттуда донеслись звуки

боя, начавшегося в разных местах, они усиливались, стягиваясь к одному

месту, видимо, урусуты не бросали своих в беде, бросаясь им на выручку.

– Уррагх!!! – закричал Кадыр на монгольский лад, заменив плеть на

клинок и показав им в сторону леса. – Уррагх, кыпчак! Яшасын!!!

Всадники стали один за другим исчезать среди ветвей, было видно, как

борются они со страхом, искажавшем черты их лиц, как натягивают тетивы луков

раньше времени, не увидев противника, но начало отпору было положено. Кадыр

заметил, как спешат на выручку сотни, ушедшие вперед, и как подтягиваются

отставшие полки, они сходу устремлялись на звуки боя, издавая боевые кличи.

К нему по дороге приближался джагун Джамал, за ним торопились его воины, на

скаку обнажая оружие. Тысячник хотел уже смахнуть со лба обильный пот, как

вдруг почувствовал, что его голова отделилась от тела и полетела вперед, он

машинально натянул уздечку, стараясь удержаться в седле, и в следующее

мгновение понял, что это воткнулась в сетку, защищавшую шею, очередная

урусутская стрела. Если бы ее не оказалось, выкованной из мелких колец, ему

бы пришлось догонять голову. Снова всадники справа и слева начали падать под

копыта коней, пораженные сулицами в спины, незащищенные доспехами, послышались вопли раненных и последние проклятия убитых. Кадыр замотал

головой, собрав все силы закричал Джамалу, указывая клинком теперь в

противоположную сторону:

– Туда, Джамал, урусуты атаковали нас с обоих сторон, – он бросил

взгляд на плечо, из которого продолжал торчать обломок стрелы. – Наверное, они прячутся в кронах деревьев.

– Я понял, тысячник, – сунул тот клинок в ножны и, придержав коня, отдал сотне команду. – Луки и стрелы готовь, неустрашимые, вперед! Зазвенела дамасская сталь, упрятанная в ножны, в руках сипаев вместо

сабель оказались налучья, запели звонкие тетивы, натянутые до предела, они

разом хлопнули по лоскутам кожи, привязанным к рукам, посылая в гущу веток

множество злых стрел. Всадники ринулись в заросли, угиная головы от сучьев и

стараясь держать луки натянутыми, первые ряды вырвались на небольшую поляну

и наткнулись на брошенные в упор сулицы и выставленные рогатины. Сипаи

откидывались от точных ударов на спинки седел, по инерции продолжая движение

вместе с конями, или перелетали через их головы и падали под копыта. На них

набрасывались рослые люди в меховых треухах и полушубках и добивали мечами, секирами и ножами, бородатые лица были сосредоточенными, они не выказывали

ни тени замешательства. Но вторые ряды кипчаков оказались расторопнее, нежели бесшабашные их соратники, воины отпускали тетивы на луках почти не