Кожа

Хоуп в коже Домны отправилась гулять по дому, как мышь или червь внутри большой выпечки. Хоуп в коже Домны кралась, спало или полудремало все пространство, от некоторых дверей тянулся храп. Случайные лестницы, неожиданные ходы, двери, комнаты, частые круглые окна даже между комнатами действительно напоминали внутренности хлеба. Потом Хоуп в коже Домны рассказали, что это специальная такая постройка: Хлебный капиталист сам ее придумал и отдал готовый рисунок Проектирующему дома, велев ему дорассчитать конструкции и жилые подробности. Но потом еще принес двенадцать страниц документа, где подробно описывал, что он хочет видеть внутри своего жилища. Из нор и коридоров она вдруг вышла в светлый круглый зал с высоким потолком-куполом, окнами по всему почти кругу с перерывами на книжные шкафы и стену с портретом молодой темноволосой неработающей со строгими скулами и печальным лицом. Хоуп в коже Домны поняла, что нос и глаза женщины повторились в лице девочки — Дочери хлебного капиталиста. Посреди комнаты стояли четыре стола с лавками, перед ними — стол побольше со стулом и доска. На мебели сидел налет пыли. На книгах — русских и французских — пыль, поддерживаемая паутиной, лежала тонким покрывалом.

К Хоуп в коже Домны приставили Домашнюю работающую, молчаливую, занятую. Она принесла учительнице-компании воды и вдруг, после вопроса про портрет в библиотеке, много рассказала. Строгая неработающая на портрете умерла, до этого была Женой хлебного капиталиста, очень худой, деловой, быстрой, учила у себя в библиотеке работающих детей. С трудом набирала три-четыре человека. Работающие тяжело отпускали свое потомство учиться, не видели в этом пользы, каждый ребенок был силой и помощником. Девочки к Жене хлебного капиталиста не попадали вовсе. Да и для мальчиков действительно один вред, объяснила Домашняя работающая. Двое из учащихся уже спились — быстрее, чем их ровесники. А Жена хлебного капиталиста лучше бы рожала, поделилась мнением Домашняя работающая. Потом вспомнила, что Жена хлебного капиталиста зачинала, выкидывала на полпути или, бывало, все же рожала, но сразу мертвых детей. Вот только Дочь хлебного капиталиста выжила. Родилась величиной с башмак и хилая, но ее выкормили всем домом работающие женщины, привели крупную красивую кормилицу, каждая грудь с ведро: у Жены хлебного капиталиста молоко не созрело. И Дочь хлебного капиталиста теперь большая и здоровая. Но она все равно ненаследница, а Хлебный капиталист мечтал о наследнике. Все хотел, чтобы жена рожала. А она хотела построить школу для работающих, а кому нужна эта грамотность, вот только спиваются от нее, снова объяснила Домашняя работающая. Хлебный капиталист все ходил-ходил в комнату к жене, а она придумывала школу: где построит, из какого материала, кого позовет из учителей — писала письма в Главный город, ходила разговаривать к работающим. И больницу хотела для работающих. Хлебный капиталист был не против, но говорил: сперва роди наследника. А у нее плохая худоба (сама бы лучше лечилась), неподходящее тело — и вот в очередные роды она умерла, и даже ребенок не вылез. С ним внутри похоронили шесть лет назад. Хлебный капиталист мучился очень по жене. Он для нее этот дом построил, его называют «ка-ра-вай» (Хоуп в коже Домны повторила про себя новое слово). Жена хлебного капиталиста сама просила что-то особенное, не как у всех, с библиотекой, не выходила за Хлебного капиталиста. А когда увидела рисунок дома и побывала на стройке, согласилась. Лучше Хлебного капиталиста нет хозяина, рассказывала Домашняя неработающая, мы на него молимся (Хоуп в коже Домны повторила про себя новое выражение), мы хорошо живем, он богато живет, деревенские работающие хорошо живут. Соседские неработающие считают его чудны́м (Хоуп в коже Домны повторила про себя новое слово). Но на самом деле завидуют ему. Ведь он построил дом-каравай, не пьет совсем и не занимается развратом. Нет лучше его хлебного капиталиста в их стороне страны точно. Все неработающие и работающие на этой земле живут, а только он покупает иностранные машины, чтобы работающим работалось проще и быстрее, чтобы больше продавалось зерна и все они богатели. Он всегда занят делами. Думал жениться снова, чтобы зачать наследника, но, как поедет в Главный город или Второй главный город посмотреть на варианты жен, всегда отвлекается на хлебные дела. А недавно решил, что лет через шесть уже и его дочь сможет родить ему внука-наследника, а он сам будет еще молодой и успеет его воспитать. Нет лучше хлебного капиталиста. Его даже приглашал к себе Главный русский хозяин в своей дворец в Главном городе, чтобы похвалить. А французскую учительницу-компанию он прогнал за непристойные отношения с неработающим соседом.