Кожа

Дочь хлебного капиталиста ныла, сопротивлялась: она не хотела и боялась идти на улицу. Там ее поджидали змеи, комарихи, холод или жара. Хоуп в коже Домны вывела студентку за руку на улицу и принялась учить ее гулять. Дочь хлебного капиталиста спотыкалась, переваливалась, поднывала, пыхтела, выделяла пот. Пестрый вихрь надел на нее несколько слоев теплой одежды. Хоуп в коже Домны уговорила ее снять пальто. Вихрь следил из окон. Учительница-компания указывала Дочери хлебного капиталиста на растения, на дом с внешней стороны и называла английские названия всех этих вещей. Прогулки стали почти ежедневными. Гуляли с утра перед занятиями. Делали поначалу по одному кругу вокруг дома-каравая, потом по два, дальше по три. Хоуп в коже Домны увеличивала размах: круг разросся до начала парка, следом — до его середины, постепенно подбирался к забору, решетки которого были сделаны каким-то работающим с металлом в виде переплетенных хлебных колосков.

Образование Дочери хлебного капиталиста было не единственной обязанностью Хоуп в коже Домны. Обнаружилась еще одна, необговоренная — к счастью, нечастая. Такую Хоуп еще в своей коже выполняла тогда, когда была служащей у Принцессы. За поглощением еды Хоуп в коже Домны и Хлебный капиталист разговаривали только о Дочери хлебного капиталиста и обо всем, связанном с ее учебой. Но изредка за столом оказывались другие капиталисты — партнеры Хлебного капиталиста. Они появлялись проездом или специально по делу на день-два. Всегда были поодиночке и такого же возраста, как и Хлебный капиталист. Он показывал им Хоуп в коже Домны, говорил, что она представительница Лучшей и свободной страны, хоть и многие считают, что та территория — Дикая и жаркая страна. Хлебный капиталист нахваливал тамошнюю безграничную свободу дел и денег, при приятелях-капиталистах, которым доверял сильнее, напрямую говорил, что личная инициатива предпринимателей не ограничивается властью никакого царя или там президента. Что только свободная страна обгонит другие в денежной, а значит — в любой другой, мощи. Гости чаще всего кивали, рассматривали Хоуп в коже Домны, как заморский сувенир, и не говорили с ней.

Хоуп в коже Домны тоже молчала, но однажды не выдержала и сказала, что ее Первая страна никакая не свободная, ибо как можно назвать свободной страну, которая зарабатывает свой капитал бесплатным и тяжелым трудом многих тысяч людей. Хлебный капиталист рассмеялся, сказал, что когда такие фразы произносятся женскими ртами, то звучат особенно вкусно. И добавил, что учительница-компания его дочери напоминает ему мертвую жену, которая тоже уговаривала освободить всех работающих и отдать им землю. Не понимала, что без надзирания неработающих работающие перестанут трудиться, начнут пить, передерутся, потеряют урожай, не посадят новый, сожгут деревни, растеряют наработанное, разойдутся по стране и она перестанет быть великой, а сделается слабой и бедной. Хлебный капиталист рассказал, как он и его полуработающие надзирают ежедневно за работающими и только отвернешься от них — они сразу отдыхают, лежат или стоят на кормящей их земле или пытаются обмануть его, Хозяина, дать меньше зерна или продуктов. Работающие не могут без надзирания. А страна не может без работающих и надзирающих за ними хозяев. И американские, и русские неработающие это понимают. А остальное — просто идеи, ведущие к безденежью и бесхлебью. Хоуп в коже Домны хотела ответить, но принесли круглые солнечные хлеба из тонкого теста, мягкие, как тряпки, и все отвлеклись на них.

В другой раз гость Хлебного капиталиста неожиданно попросил у Хоуп в коже Домны рассказать, откуда она именно и кто ее родители. Хлебный капиталист никогда этим не интересовался. Хоуп в коже Домны присвоила себе историю жизни мертвой Дочери бывших хозяев. Рассказала, что у ее родителей небольшой сахарный лес и немного работающих в нем, что ее и брата обучал на дому приезжавший из города Учитель, что она видела однажды, как мать наказала плетью работающую девочку с темной кожей — других работающих в ее Первой стране не бывало. Работающая была младше, чем Дочь хлебного капиталиста, истекала кровью, но чудом выжила. Дочь хлебного капиталиста не обращала внимания на разговоры взрослых, жевала. Хоуп в коже Домны хотела продолжить, что тогда она поняла… Но Хлебный капиталист перебил ее, раскусывая конверт солнечного хлеба с зародышами рыб, сказав, что, раз наказала, значит, заслуженно. Хоуп в коже Домны ответила, что работающая девочка просто убегала повидаться с матерью, с которой ее разлучили. Дочь хлебного капиталиста на этой фразе оторвалась от жевания и посмотрела куда-то далеко, мимо стола, Хоуп в коже Домны, отца, его приятеля, Пестрого вихря. Хлебный капиталист начал обсуждать с гостем хлебные дела. Хоуп в коже Домны думала, что ее прогонят со службы после таких разговоров, но Хлебный капиталист только забавлялся подобными ее фразами, не воспринимал Хоуп в коже Домны всерьез. Попросил только однажды не учить этой ерунде его дочь.