Кожа

На огромном и толстом деревянном столе размещалось очень много еды. Комната быстро наполнилась народом: женщинами, мужчинами, детьми. Женщины, как обычно, полузаметным пестрым вихрем донакрывали на стол и раскладывали еду. Наконец все уселись. Хоуп в коже Домны и Дочь хлебного капиталиста посадили на главных местах — рядом с Богатым работающим и его женой. Как гостей, поняла Хоуп. У Богатого работающего, прямо как на портрете, появился очень крупный ка-ра-вай, Жена богатого работающего вручила мужу большой нож с вырезанными на металлической рукоятке символами. Богатый работающий перекрестил хлеб, порезал, первые куски Жена богатого работающего передала Дочери хлебного капиталиста и Хоуп в коже Домне. Та поблагодарила, Дочь хлебного капиталиста тоже испуганно сказала спасибо и впилась зубами в хлеб. Всем остальным досталось по более маленькому куску.

Хоуп в коже Домны ела и аккуратно рассматривала население дома Богатого работающего. Еды было столько же, сколько обычно ломилось у Хлебного капиталиста, только количество съестного здесь соответствовало количеству обедающих. Рисующий сын сидел в середине стола, Хоуп в коже Домны его сразу узнала. Они встретились глазами. Он действительно был похож на Сына бывшего хозяина, хотя нет, сразу решила Хоуп в коже Домны, он явно лучше — мягче и добрее. Дочь хлебного капиталиста сначала сильно боялась, таращилась, особенно на детей (она их не видела давно или никогда), а потом разъелась, успокоилась, сосредоточилась на угощениях, которые ей подкладывала Жена богатого работающего. За столом поприветствовали гостей, обсудили, как те заблудились и промокли, как вышли к их дому. Обсудили, как выросла Дочь хлебного капиталиста, кто-то произнес «невеста» (кожа щек Дочери хлебного капиталиста покрылась толстым красным слоем), правда, удивились, узнав, что ей только тринадцать. Вспомнили ее мать и какая она была хорошая, добрая женщина. Рисующий сын учился в ее школе в доме-каравае. У Хоуп в коже Домны спросили, правда ли во всем остальном мире нет Говорящего зверья, которого много в России. Хоуп в коже Домны ответила, что не знает про весь мир, но в Америке точно нет.

Постепенно заговорили про урожай, зерно, хлеб. Жена Богатого работающего увидела, что Хоуп в коже Домны разглядывает ее семью, и вполголоса стала рассказывать, где сидят Старший сын и Жена старшего сына со своими четырьмя детьми (и ждут следующего), Средний сын (собирается жениться, хотели сейчас, осенью, но придется переносить), Младший сын (рисующий, его зовут бесплатно учиться рисованию в Италию, приезжали профессора из русского Главного города, смотрели его работы), Мать жены богатого работающего (не видит), Отец богатого работающего (почти не ходит), Жена брата богатого работающего (умер много лет назад), ее сын, его жена, внуки, а там — Жена богатого работающего показала на противоположный конец стола, где тот изгибался небольшим и приставным и ели трое женщин и двое мужчин, — наши помощники. Хоуп в коже Домны поняла, что эти работающие настолько богаты, что у них есть свои работающие. Старший сын спросил ее — она ли та иностранка, которая кланяется работающим? Она сказала, что да, это она. Он встал и поклонился ей, она тоже встала и поклонилась в ответ. Все ели, смеялись, разговаривали, Хоуп в коже Домны стало очень печально, что у нее такой большой семьи никогда не было. Жена богатого работающего спросила Хоуп в коже Домны, скучает ли та по семье. Та ответила, что у нее осталась только мать и что она очень по ней скучает. Что ее зовут Голд, что означает Золотая. Они помолчали. Жена богатого работающего подумала о чем-то очень печальном своем. Тут в дом вошла курица — Дочь хлебного капиталиста перестала жевать от удивления. Жена богатого работающего очень сурово посмотрела в конец стола. Помогающая вскочила, схватила курицу и унесла во двор.

Потом принесли чай, разное сладкое из муки, ягод, фруктов, даже шоколад. И Хоуп в коже Домны предложили кофе. Она отказалась и решила пить чай, как все. Все вокруг ослабилось, освободилось, дети повылезали из-за стола, Дочь хлебного капиталиста еще жевала. Женщины за столом вдруг начали петь песню. Некоторые мужчины им подпевали. Дочь хлебного капиталиста прислушивались с удивлением. Хоуп в коже Домны подумала, что вот они, сидят тут две иностранки среди местных. Хотя нарядный сарафан работающей сидел на дочери Дочери хлебного капиталиста лучше, чем нежные французские платья.