Кожа времени. Книга перемен

Сам я свой день начинаю, как пионерская зорька, — бодро. Еще в постели зреют амбициозные планы. Но я специально растягиваю удовольствие, откладываю их воплощение в жизнь: включаю фейсбук, просматриваю «Нью-Йорк таймс», проверяю, что коты натворили за ночь. Рано или поздно, однако, чай выпит, неотложные дела вроде уборки письменного стола и очинки карандашей окончены, и приходит момент истины: пора начинать работу.

Прошу понять меня правильно: я ее, работу, горячо люблю и больше всего боюсь, что ее у меня отберут и отдадут другому. Ведь это моя работа. Я ее завоевал в жестокой борьбе с обстоятельствами, доказал, что имею на нее право, более того, добился возможности делать ее и только ее. Нас связывают долгие моногамные отношения — страстные и счастливые. С того самого исторического Первомая я всегда (тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) занимался лишь тем, что любил. Но всё это еще ничего не значит.

— Раньше я хотел делать то, что мне нравится, — говорил Довлатов, — теперь я хочу, чтобы мне нравилось то, что я делаю.

Себя обмануть несравненно труднее, чем начальника. Это как с советской властью: обвести ее и сложить кукиш, пусть в кармане, умел каждый. Но стоит убрать цензуру, как рушится стена, в которую можно было не только уткнуться, но и упереться, облокотившись. Делать, что хочешь, труднее, чем то, что тебе велят. Это прекрасно понимал чеховский Фирс, называвший волю несчастьем.

Исчерпав жалобы, которые никоим образом нельзя считать претензиями к судьбе, даровавшей мне свободу, я наконец приступаю к работе. Но выполнять ее мне приходится в компании с инвалидом, которого надо отвлекать от суицидальных мыслей. Он мешает даже тогда, когда обещает сидеть тихо. Его беспокоит, что, пока мы сидим взаперти, за столом, где-то за окном царит разврат, разыгрывается скандал, звучит задорная шутка.

— Это интереснее, — шепчет он мне в ухо, — чем заниматься скучным делом, которое скучно просто потому, что оно — дело. Сидеть спиной к жизни у экрана — все равно что отдать другому, хоть и жене, пульт от телевизора. Пусть берет ключи от сейфа, автомобиля, почтового ящика, даже пароль электронной почты, но не пульт, управляющий досугом.

Инвалид, прикованный вместе со мной к компьютеру, беспомощен и беспощаден. Спасаясь от него, я ухожу работать в лес, где научно-техническая революция остановилась на карандаше.

— Всё лучшее, — говорил Розанов, — я написал на полях чужих книг.

— Всё лучшее, — подражая ему, скажу я, — мне удалось написать на полях, а также лугах и полянах, куда я беру блокнот, но никогда — мобильный телефон или переносной компьютер.

По долгому опыту я знаю, что помогают и другие места, категорически не приспособленные для сосредоточенного труда. Приемная дантиста, узкое кресло в самолете, жаркий курортный пляж, нудная очередь за правами на вождение автомобиля, тот же автомобиль, застрявший в пробке. Попав туда, где мне мешают, я подсознательно воспроизвожу старую ситуацию — избавляюсь от свободы наиболее извращенным образом. Пользуясь чужим пропавшим временем, я, выгрызая его у вечности, радуюсь украденному больше, чем подаренному.

Зачем мы нужны

Когда над мировым горизонтом словесности взошла звезда молодого израильского профессора истории, никто еще не знал, что его книга заденет и напугает всех. Юваль Ной Харари завоевал популярность антропологическим исследованием Sapiens, ставшим бестселлером в 40 странах, включая Россию. Но если первый том посвящен прошлому человека, то второй — его будущему, если оно у него, то есть у нас, есть.

«Homо Deus: краткая история будущего» — книга обо всем. Начиная с обезьян и кончая предполагаемым концом человечества, во всяком случае, такого, каким мы его знаем, автор рисует панораму развития нашего вида и намечает перспективы глобальных перемен. Если отбросить множество увлекательных зигзагов вроде истории газона, эволюции батального жанра и причуд постсоветской политики, если отвлечься от черного юмора, парадоксов критического мышления и постоянных ссылок на новейшие научные статьи и монографии, то магистральную идею книги можно свести к одному абзацу.

— Человечество, — постулирует Харари, — всегда преследовали три напасти: голод, чума и война. Сегодня мы справились с ними. Все они перестали быть угрозой для подавляющего большинства. Даже война, несмотря на Украину, Сирию и террористов, не требует тех жертв, что ей приносили все эпохи за исключением нашей. Статистика показывает, что самоубийство уносит больше жизней, чем пули врага и бомбы шахидов. Справившись с прежними вызовами, мы ставим перед собой три новые задачи: бессмертие, счастье и обожествление.

Во всём этом Харари не видит ничего невозможного. Нанотехнологии в медицине вскоре смогут если не растянуть без конца, то, по крайней мере, удвоить срок нашей жизни. Женясь в двадцать, вкрадчиво спрашивает автор, согласны ли вы жить с супругой следующие сто лет? Счастье — более расплывчатое понятие, чем здоровье, но и его можно добиться умелым применением психотропных веществ и других терапевтических практик.