Козлоногий Бог

В ответ на его просьбу, переданную с Биллом, ланч проходил на улице, но даже не смотря на это Мона ходила вокруг Хью, принюхиваясь.

— Хью, — спросила она, — Ты играл с моими рутами?

Хью, пытаясь выглядеть невиновным, спросил, что за руты она имеет в виду.

— Два серых кустика в конце травяной дорожки — козлиная трава.

Хью смущенно рассказал о своих злоключениях. Достаточно было применить силу, чтобы оттереть руки, но ни роса, ни сила ничем не помогли задним карманам его шорт.

Джелкс расхохотался.

— Ну, девушки, насколько мне известно, умывают росой лица, чтобы улучшить их цвет, — сказал он.

Мона бросила на него уничтожающий взгляд.

— Лучше сядь, Хью, — сказала она, — И тогда это не будет настолько заметно.

Мона обслужила их — бесполезно было заставлять Глупышку Лиззи ждать у стола, если, конечно, ты не хотел, чтобы вся твоя еда оказалась у тебя на шее — и они уселись за трапезу. Внезапно старый Джелкс поднял глаза и, нарушив свое привычное правило соблюдения тишины во время еды, сказал:

— Я думаю, ты поступил правильно, решив разобраться со всем этим, Хью, и я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе, даже если сам я порой запутываюсь в своих собственных комплексах. Этот монашеский капюшон был бы в самый раз для меня. Будь оно все проклято, я ведь был очень близок к подобному!

— Хью однажды сказал очень правильную вещь, — ответила Мона, — Или, может быть, это был не Хью, а Амброзиус. Теперь я не могу их различать. Он сказал, что это Церковь была создана для человека, а не человек для Церкви.

— Я думаю, так и есть, — сказал Джелкс, — Ведь любая религия — это просто наши домыслы о том, что находится по ту сторону жизни. Мы не знаем этого. По самой природе вещей мы не можем этого знать. Насколько я понимаю, единственный критерий, по которому мы можем оценивать теологическую систему, это ее влияние на личность. Невозможно узнать, что об этом думает Бог, за исключением того, что выдают за его мнение оппоненты того или иного учения; но можно увидеть его влияние на человеческую жизнь, и это именно то, исходя из чего я делаю выводы о религии. Я смотрю на ее приверженцев — среднестатистических приверженцев — не на святых — и не на белых ворон, но на их основную массу. Христианство порождает слишком много злодеев и покровительствует огромному количеству идиотов. Но зачем ему это нужно, спрашиваю я себя? Это самый кошмарный обвинитель из всей шайки. Хотя в исламе есть джихад и массовые убийства, там нет никакой мелкой озлобленности. Я думаю, что групповые души получают неврозы точно также, как и отдельные индивиды, и что Христианство слишком сильно страдает от вытеснения своих желаний; и это делает его чертовски не христианским.

— Это кошмарное богохульство, Дядя, — ответила Мона, — Если бы я сказала и половину этого, ты бы свернул мне шею.

— Не так уж и плохо это звучит, — сказал Джелкс, — Я ругаю Церковь, но не Христа.

— Когда тебя дико тошнит от всего этого дела в целом, очень сложно разделить Церковь и Христа, — ответил Хью, — Тем более, что у Церкви на него право собственности.

— Я не признаю этого права, — сказал Джелкс, — По мнению всех беспристрастных ученых, эти права фальшивы. Именно функция, а не какое-то право, дает власть религии. Я следую за человеком, обладавшим подлинной духовной силой, и мне совершенно безразлично, принадлежал ли он к какой-либо вере или нет.

Сидя на низкой, широкой скамье, с мужчиной и девушкой по обе руки от себя, Джелкс смотрел на солнце, висевшее золотым диском над сосновым лесом.

— Каким будет следующий шаг в этой игре? — спросил он, наконец.

— Следующий шаг, — ответил Хью, — Это вернуться к нашему изначальному плану и призвать Пана, смешав методы святого Игнатия и Гюйсманса.

— Разве ты когда-нибудь отходил от этого плана? — спросил Джелкс.

— Ну, мы не слишком занимались им, пока Мона была простужена, а я обустраивал ферму, и пока Амброзиус выкидывал свои номера.

— Ты никогда от него не отходил, Хью. Старые здания пробудили Амброзиуса, а Амброзиус призвал Пана в точном соответствии с планом.

— Боже мой! — воскликнул Хью, и повисла тишина.

— Будет ли Хью из-за жизни здесь периодически превращаться в Амброзиуса? — спросила Мона и в ее голосе прозвучала нотка беспокойства.

— Так бы было, если бы он обустроил это место в духе средневековья. Уберите все средневековые вещи, которые у вас есть, в часовню. Вы не сможете с ними жить, как не смогли бы жить с канализацией времен Амброзиуса или его меню.

— Но стоит ли тогда Хью вообще здесь жить? Правда, он так сильно влюблен в это место. И это место такое прекрасное, — сказала Мона со вздохом, думая об успешном начале разведения сада во внутреннем дворе.