Козлоногий Бог

Проблема, конечно, была вовсе не в том, чтобы подчинить себе Мону; проблема была в том, чтобы самому стать тем, кто смог бы удовлетворить ее потребность. Она знала слишком много, чтобы довольствоваться обычными отношениями; что ей было необходимо, так это жрец-инициатор. Если он сможет стать таковым, она конечно же выйдет за него, об этом не стоит даже переживать. Но как ему было это сделать? Как назначить себя на роль жреца забытого ритуала? Как еще, если не позволив силе, выражением которой он был, подняться под действием ее собственного особого магнетизма, чтобы глубина воззвала к глубине? Мона провела для него ритуал, руководствуясь причинами, лучше известными ей и Джелксу; он проведет ритуал для Моны!

Ему показалось, что он увидел свой путь во всех подробностях, и решил, что утром он с этим разберется.

Глава 29.

Солнце, поднявшееся на следующий день над утренним туманом, обещало жаркий день, один из тех нечастых и недолгих периодов жары, что бывают иногда между весной и летом, и Хью, ощутив дыхание тепла, ворвавшегося в его окно, пока он одевался, понял, насколько сильно не хочет никаких тяжелых одежд и накрахмаленных воротничков, и надел свои старые шорты цвета хаки, оставшиеся после его африканской экспедиции, сетчатую рубашку цвета хаки с коротким рукавом, потерявшую большую часть своих пуговиц, и сандалии Амброзиуса. В таком сомнительном виде он и спустился к завтраку.

Он бесшумно передвигался в своих сандалиях без каблуков и когда он вошел в гостиную, Мона не заметила его присутствия. Как и в день их первого утреннего завтрака на ферме, дверь, ведущая в сад, была широко открыта, пропуская в гостиную утреннее солнце, а перед ней стоял стол, маленький дубовый стол с раздвижными ножками, покрытый пестрой, цветастой скатертью ручной работы из грубого материала, и на ней, приготовленный для завтрака, стоял набор глиняной посуды ручной работы, которая была раскрашена в желтые и оранжевые цвета, а основания которой оставались серовато-охристого цвета натуральной глины. Как и раньше, коричневые вельветовые личики полиантусов возвышались над маленьким горшочком с медом, но если в тот день это были первые осмелевшие растения, выросшие возле нагретой солнцем стены, то на этот раз это были запоздалые отстающие цветы из тенистого угла дома. Мона, тихо напевавшая себе под нос, переставляла бессистемно расставленную Глупышкой Лиззи посуду, и песня, которую она пела, была достаточно необычной.

Чаша из дуба и глиняный кувшин,

Мед медоносной пчелы,

Коровье молоко и греческое вино,

Золотая кукуруза с соседнего луга -

Это наши приношения тебе, Пан,

Козлоногому богу Аркадии.

Рогатая голова и раздвоенное копытце,

Оленята, ищущие нимф, и нимфы, убегающие от них,

Ясные звуки свирели, которые становящиеся все ближе,

Проносясь над долинами Аркадии -

Это дары, которые мы получили от тебя,

Бога невероятного экстаза.

Приди, Великий Пан, и благослови нас всех:

Благослови кукурузу и пчел,

Благослови коров и виноград,

Благослови долины Аркадии.

Благослови нимф, что со смехом убегают прочь,

Бог всего изобилия.

Эти слова странным образом сочетались с простым завтраком, стоявшим здесь, на солнце, в котором не хватало только греческого вина, а Мона, которая, как и Хью, ощутила приход раннего тепла и надела свое тонкое зеленое платье, казалась настоящей жрицей. На ней были ее старые коричневые сандалии, одетые на голые без носков ноги, а на ее голове не было повязки, но за исключением этого она выглядела в точности также, как и предыдущим вечером, когда танцевала лунный танец, пытаясь выманить душу Хью.

Она обернулась и заметила его, и стояла, беспомощно сжимая в руках маленькую вазочку с цветами. Сон и солнечный свет помогли ей ненадолго забыть обо всех ее проблемах и сбежать в долины Аркадии. Она не думала, что Хью уже спустился вниз и, будучи застигнутой врасплох, не смогла сказать ничего лучше, чем: «Привет, Хью?».

— Привет, Мона? — ответил он.

Она отчаянно пыталась понять по тому, как он держался, что он думал о событиях предыдущего вечера. Они могли значить много или мало в зависимости от того, как на них смотреть. Но бывали времена, когда Хью казался невозмутимым, словно могильный памятник, и сейчас было именно такое время. Мона решила, что будет лучше забыть о произошедшем и надеялась, что он последует ее примеру.

— Чудесное утро, не правда ли? — спросила она нервно.