Козлопеснь

Федра повела себя изумительно. Ей страшно хотелось вызнать у меня все до последних подробностей — что же еще она могла чувствовать в ее положении? Но она просто сидела рядом и ждала, пока я воевал со своей душой, и даже пока я закрывал ворота перед ней и всем остальным миром. Если бы я тогда растекся — а это едва не произошло — если бы я потерял равновесие, а она бы меня подловила, вся наша жизнь пошла бы совершенно по-другому. Именно тогда, по каким-то неуловимым жестам и словам, я понял, что она меня не поймет.

— Ты должен что-нибудь сейчас сделать? — спросила она. — Уведомить кого-то или что-то еще?

— Уже сделано, — сказал я. — Не возражаешь, если я просто посижу с тобой минутку-другую?

Она не улыбнулась и не обняла меня.

— Конечно, нет, — сказала она. — Если это я тебе нужна.

— Больше никого нет, — сказал я. — Все они мертвы.

— Калликрат?

Я кивнул. Она не произнесла ни слова. Она знала, что будь он жив, я бы поговорил с ним и все ему рассказал. Но ни осталось никого живого, кому можно было рассказть об этом — по крайней мере, до тех пор, пока мой ум не перемелет, не переварит и не трансформирует это во что-то еще.

— Пообещай, что не будешь спрашивать об этом, — сказал я.

Она улыбнулась.

— Хорошо, — сказала она. — Ты вернулся, ты цел, это главное.

— Я рад, что ты так считаешь, — ответил я.

— Ох, да если бы ты не вернулся, столько было бы хлопот, — сказала она, откидывая волосы за плечи. — Иски, права наследования, кому что причитается... Твои деньги арестовали бы на целую вечность, и мне бы пришлось выйти замуж за твоего ближайшего родственника. Из всех законов Солона этот самый дурацкий, — она помолчала. — А кто, кстати, твой ближайший родственник?

— Я не знаю, — признался я. — По-моему, они все мертвы.

— Я согласна на любого, лишь бы это был не тот ужасный Никомед, твой двоюродный братец, с волосатыми ручищами и без носа. Вот уж кто мне не нравится.

— Он бы тоже не пришел в особый восторг, — возразил я. — Насколько я знаю, его вполне устраивает собственная жена, а тут пришлось бы с ней разводиться.

— Ты про ту костлявую тетку с огромными бровями?

— Хавросина, — ответил я, выуживая имя откуда-то из дальних закоулков памяти. — Она, конечно, не образец красоты, согласен. Но она, по крайней мере, не тратит все мужнины деньги на ковры.

Федра бросила быстрый взгляд на пол.

— А, ты об этом, — сказала она. — И это вся благодарность, какой мне следует ждать от тебя за лучшую сделку из всех, какие я заключала? Да ты только посмотри на плетение.

— А что было не так со старым ковром, ради богов? Его бы еще на много лет хватило.

— Не знаю даже, чего я старалась, — сказала Федра. — Могла бы просто набросать на пол ветоши, как в Паллене.

— Если бы ты время от времени тут подметала, — сказал я, — тебе бы не пришлось каждые пять месяцев покупать новый дорогущий ковер.

— Бьюсь об заклад, Никомед не такой мелочный, — ответила она. — Возможно, тебе следует вернуться туда и пасть на поле битвы.

— Если бы ты тратила деньги Никомеда, как тратишь мои, он бы тебе руки переломал.

— Это только показывает, с какой низкой семьей я связала свою жизнь, — с триумфом в голосе ответила Федра. — Ты даже не представляешь, какой ты счастливчик.

— Это верно, — сказал я. — Если бы у меня не было жены, жить с которой невыносимо, я бы никогда не начал писать.

— Вот и еще один твой изъян, — сказала Федра. — Ты воруешь мои шутки и вставляешь их в свои комедии.

— Чепуха. Ты ни разу в жизни не пошутила удачно.

— Ты что же, хочешь сказать, что у меня нет чувства юмора? — сказала она яростно. — И только потому, что твои бесплодные попытки стать комедиографом не кажутся мне смешными?

— Да ты не опознаешь остроту, даже если напорешься на нее.

— В нашем доме мне это не грозит, — она хихикнула. — Разве что там, — сказала она, кивнув в сторону внутренней комнаты. — Там иногда выходит довольно комично. Точнее, почти всегда. И прежде чем ты откроешь рот, — быстро добавила она, — это не приглашение.

— Это хорошо, — сказал я, — а то я очень устал.

— Как обычно, благодарение богам.

— Нет, — сказал я, — обычно это просто отговорка. Но сегодня это правда.

— Уверен?

— Да.

— Как хочешь.

Я откинулся в кресле, закрыл глаза и вытянул ноги так, что коснулся пальцами ножки котла. Но чувства, что я никуда не отлучался, не появилось. И не появится уже никогда. И тем не менее завтра я отправлюсь в Паллену, а оттуда в Филы, а потом опять вернусь в Город и подыщу себе какое-нибудь новое занятие — например, стану сочинять комедии. Какое-нибудь тихое, спокойное занятие, чтобы не пришлось прятаться от патрулей. Я проследил за Федрой взглядом, когда она удалилась во внутреннюю комнату и захлопнула дверь. Она была не идеальна, в обычном понимании, однако она не была сицилийским кавалеристом — а это главное.

ДЕСЯТЬ

А теперь, Эвполид — говорите вы — не будешь ли ты так добр перестать городить чепуху о своей жене и своем запутанном умственном состоянии и перейти уже непосредственно к истории? Всего этого нам хватает и дома, спасибо тебе огромное, а сейчас мы хотели бы развлечений. Как дальше шли дела на войне?