Козлопеснь

Потерпите. Войной я уже сыт по горло, и хочу сейчас произвести впечатление на внуков. Да, малыши, старый осел действительно был знаком со знаменитым трагиком Эврипидом, чьи пьесы вам приходится учить вместо охоты на кузнечиков. Самая продолжительная и содержательная моя беседа с Эврипидом состоялась... так. Сперва я должен рассказать, что происходило вокруг, когда я встретил знаменитого трагика Эврипида.

Известия о сицилийской катастрофе достигли, наконец, широкой публики, и Город впал в панику. Ни дня не проходила без слухов о сиракузском флоте возмездия, битком набитом кровожадными сицилийцами и находящемся в дне пути от Пирея; общее мнение склонялось к тому, что если городские стены и простоят еще месяц, то только потому, что спартанцы сочтут их полезными для защиты от персов. За любую еду можно было просить любую цену, в особенности за зерно — народ начал копить припасы, а многие семьи продали землю и отплыли на Черное море, ища безопасности. Что касается меня, то я уклонился от участия в общенародной панике. Я успел истратить все отпущенные мне запасы страха — на слухи ничего не осталось. Не могу отрицать, что быть убитым в Афинах, выжив в сицилийских скитаниях — поворот, не лишенный иронии, однако даже мне казалось, что разорение Города ради завершения моей личной истории даже богам показалось бы перебором.

Заметив, как жадно рынок поглощает зерно и другие продукты, я отправился в Паллену, чтобы выяснить, как много я могу продать, а заодно присмотреть за вспашкой и унавоживанием, посколько дело было в начале октября. Виноград успели собрать до моего прибытия, и, может быть, как раз поэтому вина в этом году заготовили больше обычного, урожай же зерновых вполне отвечал ожиданиям. Я всегда предпочитал начинать вспашку пораньше, чтобы пахать почаще, и по возможности собрать кормовую вику до конца сентября. В этом году, однако, возникли понятные проблемы с наймом сезонных работников, и мой управляющий решил не убирать вику и сразу приступить к пахоте. Это было разумное решение, но поскольку мне было нечем заняться, я решил сам ее убрать; кормить мулов и ослов добрым ячменем — настоящая мука. Разобравшись, сколько у нас всего, сколько уйдет на наши собственные нужды и сколько можно отправить на рынок, я накинул короткий плащ, прихватил ржавый, погнутый старый плуг, нагрузил мула и отправился на нижние террасы. После всего, что произошло, простая работа была невероятно приятна, ряды мне удавались на диво прямые, а вдобавок в голове у меня начали складываться довольно многообещающие стихи, и поэтому я не испытал ничего, кроме раздражения, когда какие-то прохожие окликнули меня с дороги.

— Я подумал, ты ли это, — сказал тот из них, что был постарше. — Забыл, что у тебя тут земля.

Я узнал их: это были Эврипид и его двоюродный брат Кефизофон. Я был шапочно знаком с обоими, но не видел ни того, ни другого уже лет сто. Но эти гости стоили брошенной работы.

— Если вы не спешите, — сказал я, — зайдемте ко мне домой. Мы торопимся допить прошлогоднее вино, чтобы освободить место для нового урожая, и не отказались бы от помощи.

Эврипид с улыбкой согласился. Как выяснилось, он навещал родственников в полудне пути отсюуда, и изрядно устал. Разумеется, как комедиограф, я обязан был осыпать трагиков оскорблениями и насмешками, и я, действительно, довольно часто намекал на то, что Эврипид дружелюбно относится к чаше вина, а с двум его и вовсе не разлучить; сейчас я с удивлением обнаружил, что нисколько не клеветал. Я сделал пометку на память и спросил, как у него дела. Пишет ли он сейчас что-нибудь?

Он покачал головой.

— Нет, — сказал он, — прямо сейчас нет.

Видно было, что эта тема ему неинтересна, и мне показалось, что писательство больше не доставляет ему удовольствия. Я не верю, что такое вообще возможно, но не исключено, что это профессиональное заболевание трагиков.

— Оливки у тебя созревают хорошо, — сказал он.

— Больше веса им сейчас не нагулять, — ответил я. — Слишком сухо. Значит, ты не собираешься показать что-нибудь в этом году?

— Нет, — сказал он. — Я видел, твои люди унавоживают землю довольно обильно на нижних террасах. Это же твои люди вон там, внизу?

— Да.

— Мы всегда сохраняем лучший навоз для верхних террас, — сказал Эврипид, — а твоя земля будет повыше нашей, если посмотреть. Сколько у тебя уходит на акр?

— Чего именно?

— Навоза.

— А! — я призадумался. — Точно не скажу, — ответил я наконец, чувствуя себя довольно неловко.

Эврипид посмотрел на меня свысока. Помню, я чуть не умер на месте от стыда.

— Если прикинуть грубо, — сказал я, — мы полагаем, что навоза с одного быка за год хватает на два с половиной акра, или около того. Но, признаться, мы подходим к делу скорее инстинктивно, нежели научно.

— Инстинктивно, — повторил он. — Понимаю. Даете ли вы ему созреть или используете как есть?

— Как есть, конечно же, — ответил я.

— В самом деле? — вид у него был удивленный. — И сколько же вы получаете в среднем с акра?

— Чего именно?

— Ячменя.