Козлопеснь

Такая причудливая биология — я не могу назвать это жизненным циклом, ибо чудовище размножается только затем, чтобы сожрать своих отпрысков — приводит к тому, что чудовище оказывает на окружающую среду самый разрушительный эффект. Например, оно отравляет, вытаптывает и обращает в пустоши плодородные земли по всеми миру, в особенности же — в Аттике. Оно загрязняет и море, выпуская в него многие сотни военных кораблей, которые плавают туда-сюда, сжигая города и нарушая торговлю, пока их не утопят враги. Запах непогребенных трупов, гниющей пищи, несправедливых обвинений и разлагающих слухов, висящий вокруг чудовища, настолько мощен, что достигает самих богов, и время от времени они в попытках избавиться от него насылают чуму или уничтожают его армию. Но чудовище очень трудно убить подобными методами, и пока оно не доест до дна кимоново варева или пока гангрена не заведется в нанесенных им себе ранах, оно не умрет от голода или болезней. Следовательно, величайшей угрозой существованию чудовища является оно само; но если родится где-нибудь человек, который не поверит в ужасающие истории о его неуязвимости — скажем, на Сицилии — то он без труда покончит с ним, накормив его отравленным ложью сыром или заплыв ему прямо в задницу на кораблях, отобранных у него же в ходе войны. И хотя чудовище способно разрушать все вокруг, оно совершенно лишено защиты, если не считать двух долгих стен, которые служат ему ногами и соединяют его с морем. Стоит разрушить их – и чудовище лишиться способности стоять и умрет от истощения, небрежения и отчаяния. Жир его сгниет, а плоть обдерут с костей стаи пелопоннесских и азиатских ворон, что всегда кружат поблизости — и тогда, возможно, несколько трудолюбивых аттических земледельцев найдут укрытие в тени его грудной клетки, строя лачуги и выращивая ячмень. Преуспеют они или нет, я не могу сказать; ибо хотя земли вокруг не возделываются уже многие годы, они могут оказаться отравленными кровью, серебром и дерьмом, сочившимися из пор чудовища в течение последней сотни лет, и оттого бесплодными.

Существует, однако, и другой способ справиться с этой тварью. Мы, мужи Аттики, может принести ее в жертву тому из богов, кто согласится принять подобное приношение, разрубить тушу и поделить ее между демами поровну. Эти запасы позволят нам дотянуть до тех дней, когда наши виноградники и оливковые рощи снова начнут плодоносить. Этот способ может сработать, ибо один раз он уже сработал — во времена Писистрата. Тогда для победы над чудовищем нам понадобился диктатор, и хотя он счел его мертвым и передал тушу сыновьям, чтобы те мирно расчленили ее, чудовище оказалось живо — оно вскинуло голову и загрызло их двумя зубастыми ротиками, которые мы зовем Гармодием и Аристогитоном, а человек по имени Клисфен пришил на место все отрубленные части. А кроме того, диктатор пытался придержать большую часть мяса для себя и своих приспешников. Если вы, мужи Афин, решитесь убить зверя и растащить его плоть по своим деревням, этого окажется достаточно, и мы сможем вечно жить в мире и спокойствии.

Но вы, разумеется, ни что подобное не решитесь. Нет, вы проголосуете за мою казнь, как привыкли; потом вы разойдетесь по домам и уснете сном праведников, как всегда; вы проснетесь наутро и пойдете в Собрание, как обычно; и выслушаете привычную речь о необходимости отправить флот на завоевание луны; флот этот будет уничтожен, а вместе с ним, как водится, тридцать тысяч человек; после этого вы казните какого-нибудь ни в чем неповинного человечишку, потому что он закашлялся во время исполнения священного гимна — как привыкли; а потом вы, по своему обыкновению, будете ломать голову, почему боги ненавидят вас хуже титанов; и казните еще кого-нибудь за то, что он вызвал гнев богов, как так всегда было и будет, пока царь Спарты или великий царь Персии не явятся, чтобы отобрать у вас все опасные игрушки. После этого, состарившись, вы будете рассказывать внукам, что когда-то в Афинах царила демократия, и в те дни по улицам текли липкие потоки меда, и чтобы насытиться, всего-то надо было окунуть в них ломоть хлеба. Вы забудете о доносчиках, о восстаниях, о войне, о чуме, о судах над невинными и о тех невероятных объемах крови, которые можно было купить за три обола. Затем за дело возьмутся историки и поэты, которые поведают всем, что демократия была Золотым веком Афин, который уже не вернуть, и что тогда люди были равны и бескорыстно трудились на благо государства. А что случится потом, как вы думаете? Ну как же, снова и снова будут появляться дураки, желающие установить демократию столь же совершенную, какая царила когда-то в Афинах, в Аттике, и они будут биться между собой в бесконечных войнах, пока стены их городов не почернеют от крови — и все во имя демократии, свободы и неотъемлемых прав человека. Так всегда было, мужи Афин, и так всегда будет, если кто-нибудь раз и навсегда не положит конец этой бессмыслице.