Все эти меры, необходимые как воздух ради сохранения закона и порядка, к сожалению, негативно повлияли на положение на фронтах. Но такова жизнь — нельзя попасть в двух птиц одним камнем, как, по-моему, сказал поэт.
Я должен отметить, что переселение лысого сброда сопровождалось приближающимся грохотом пушек и атаками с самолетов, пролетавших недалеко от нас. Все это мешало передвижению колонн лысых к пунктам назначения в соответствии с планом.
Каждый переселяемый имел право взять с собой следующее:
ночной горшок (1);
зубная щетка (1);
ношеные трусы (2).
Припрятывание гребешков и щеток для волос, а также мыла весом более ста сорока грамм на весь лагерь влекло за собой большой денежный штраф с последующим немедленным расстрелом.
Принимая во внимание осадные условия, в которых находилась столица, в срочном порядке был издан закон, запрещающий лысым приобретение продуктов питания, а также их хранение и поедание.
Через сорок восемь часов после начала операции полковник жандармерии, на которого было возложено руководство переселением, заявил: «Столица полностью очищена от лысых! Да здравствует Пинто!»
Блестяще проведенная операция по очистке столицы от врагов вызвала едва скрываемую зависть Лиги по спасению волосатых. Хотя Шимкович, как подобает джентльмену, и отправил правительству поздравительную телеграмму, в отделение почты угодил снаряд, так что мы так и не узнали, что этот сукин сын там написал.
Из дома, где мы жили раньше, один лишь дядя Цуцлик был переселен в лагерь. Я послал ему свой портрет с надписью: «Моему спасителю в знак верной дружбы. Гидеон». Я позаботился и о том, чтобы на его нарах лежало не более шести человек. Позже до меня дошли слухи, что Цуцлик умер от голода, о чем я искренне сожалел.
А у меня в семье тем временем происходили весьма драматические события. Мики, брат моей жены, вдруг объявился в бомбоубежище парламента, куда в целях безопасности переселились все лидеры Фронта Гарпуна. Оказалось, что маленькая Мици просит меня защитить ее брата. Мики уволили из пограничной службы, поскольку он не мог представить свидетельство о чистоте волосяного происхождения от офицера Главлысучета. Отец Мики и Мици исчез, и Мики опасался, что его, как принадлежащего к категории А, интернируют в лагерь для лысых.
— Гиди, — просила меня жена. — помоги моему брату!
— Мне очень жаль, моя птичка, — ответил я рассерженно, — но все это можно было бы предотвратить, если б твой отец своевременно покинул свое нелегальное убежище и согласился получить от меня «Освобождение от действия Закона о лысых» на восемнадцать недель.
Мици грустно взглянула на меня:
— Ладно, — сказала она тихо, — да благословит тебя Господь, мой Гиди.
Она исчезла вместе с братом. Лишь некоторое время спустя я узнал, что они переехали к Гагаю — почтальону на пенсии. Сказать по правде, тогда у меня не было времени погружаться в семейные проблемы, поскольку подлый враг уже разрушал снарядами пушек и минометов здания в пригородах.
Центр по приему требований на имущество лысых, которым руководил доктор Шванц, был завален до отказа просьбами населения. Однако здание Центра оказалось разрушено прямым попаданием снаряда. Из-за этой варварской акции огромное количество документов Центра пришлось перенести в подвал ближайшего сумасшедшего дома.
В те дни меня подстерегал неприятный сюрприз. Однажды вечером в нашем убежище, служившем по совместительству и партийным штабом, появился человек Фронта — офицер службы розыска лысых. Он привел с собой человека в теплой одежде, с большой шляпой.
— Лечь на пол! — закричал на него представитель службы розыска. — Ты должен пасть ниц перед нашим вождем, главой Движения защиты волосатых.
Несколькими пинками беднягу удалось повалить на пол. При мерцающем свете свечей я узнал в этом несчастном, распростертом у моих ног, министра внутренних дел барона Дорфенхаузнера.
— Смилуйтесь, — лепетал бывший большой начальник.
Наш человек сбил с барона шляпу. Я чуть не воскликнул от удивления, увидев, что голова бывшего министра была гладко выбрита.
— Мы поймали его в нескольких километрах от границы, — заявил офицер лысрозыска, — эта свинья пыталась перейти линию фронта и бежать к нашим врагам, чтобы получить у них льготы как лысый, подвергавшийся здесь «дискриминации».
Вот до чего мы докатились!
— Как же вам не стыдно! — закричал я на этого злополучного перебежчика. — Порядочный волосатый человек готов стать лысым по собственной воле?!
— Я прошу снисхождения, — расплакался бывший министр, — у меня семья, и я просто хотел выкарабкаться из всей этой ситуации. Дело защиты волосатых, к моему великому сожалению, обанкротилось. Так я побрился.
Офицер лысрозыска двинул негодяя под ребра:
— Заткнись, паршивый изменник!
Затем он обратился ко мне:
— Что с ним сделать, господин вождь?
Я долго взвешивал возможные наказания и наконец решил выбрать наиболее болезненный для человека, готового облысеть лишь для того, чтобы втереться в доверие к врагу, вариант.