Пепи и вдова Шик отступили к комнате, где они жили. Пепи заявил, что не может вести борьбу против солдат Лиги, ибо они, в конечном счете, наши товарищи по борьбе за спасение родины. Я же проявил значительно меньше понимания наших соратников по антилысистскому делу, поскольку подлое двуличие Шимковича в деле распределения тайных доходов, поступавших от производителей стекла, глубоко врезалось в мою память. В силу этого я спрятался за окном своего офиса и время от времени кидал вниз разные мелкие, но тяжелые предметы, как, например, пепельницы и чернильницы. Я сбрасывал их на головы террористов из Лиги, которые приближались к зданию по тротуару. Они отвечали мне выстрелами, чем создавали весьма сложную ситуацию.
— Черт побери! — крикнул я Йони, стоявшему за моей спиной. — Где дети?
— Они присоединились к Лиге.
Слышать это было нелегко. Несколько дней назад, когда столица еще была в наших руках, все силы безопасности страны были брошены, как я упоминал, исключительно на защиту волосатого дела. Тогда же я, пользуясь своим статусом, принял решение: с целью остановки дальнейшего продвижения подлого врага возложить бремя защиты родины на молодежь.
На стенах зданий появились фиолетовые плакаты:
В ударные отряды записалось немало гимназистов и взрослых граждан. Однако в конечном счете молодежь выступила против нас, а не против подлого внешнего врага.
Мы остались одни, но тем не менее по-прежнему стойко держались перед лицом приближающейся бури, и не только из соображений престижа.
В разгар битвы кто-то дотронулся до меня сзади. Это был Артур Мольнар.
— Господин Пинто, — прошептал он, — я развожусь. Выяснилось, что моя жена относится к категории ЖГБ(сед) — она на четверть лысого происхождения. Что вы на это скажете?
— Артур, — сказал я, согнувшись под подоконником, — законы надо выполнять. Ваша жена лысая со стороны отца или матери?
— Со стороны матери, дорогой вождь.
— Если так, то я, слава Богу, вправе предоставить ей «Освобождение».
Я облегченно вздохнул и бросил на улицу гранату:
— Артур, вам надо будет подать завтра прошение по этому вопросу в пяти экземплярах.
Мольнар пригнулся вместе со мной и поправил парик. Полученное им от меня «Освобождение» было еще в силе, а его работа во внутренней разведке в последние месяцы меня вполне устраивала.
— Это мой последний парик, — извинился Мольнар, — маэстро Тровиц бежал в Лихтенштейн.
— Так я и знал!
— У меня есть дополнительная информация, — сказал Артур, скидывая в окно пресс-папье, — мы поймали химика — брата Шимковича. Он пытался бежать на территорию, захваченную противником, продав фабрику по производству «Кассонала икс Ж» по смехотворной цене офицеру разведки подлого врага.
— Что?! — вырвалось у меня. — Так этот подлец Шимкович производил на нашей фабрике конкурирующий продукт?!
— По-видимому, так, — пробормотал Артур, — я не знал, дорогой вождь, что вы занимались производством жидкости для волос…
Снова я сболтнул лишнее. Но какое это сейчас имело значение?
— «Антитер» был гораздо лучше, — пролепетал Артур, — во всяком случае, на вкус.
— Тихо, что-то там внизу происходит.
В этот момент люди барона прекратили стрельбу, освободив проход для трех человек, приближавшихся к зданию. Это были доктор Зенмайер, его приемный сын Эберхарт Т. Дугович, а за ними следовал доктор Шимкович.
* *
Произошел драматический поворот событий.
Доктор Зенмайер потребовал немедленно созвать экстренное заседание руководства партии.
— Время терять нельзя, — заявил он, — нужен мир между Лига и Фронт. Без мир придет много-много лысых, и вас повесить на большое дерево.
— Папа, я в качестве премьер-министра присоединяюсь к вашему мнению, — заявил Дугович и обратился к нам: — Сколько еще лысых в нашем распоряжении в лагерях?
— Восемь тысяч триста семьдесят два полностью лысых, — заявил доктор Шванц, — три тысячи двести два наполовину лысых и пятнадцать лысых на четверть. Это данные утренней поверки.
Шванц говорил под вой пролетающих снарядов. Задняя часть здания парламента с грохотом обрушилась.
— Хорошо, — сказал доктор Зенмайер, — обняться быстро, раз-два!
Доктор Шимкович подошел ко мне и дружески обнял:
— Дорогой Пинто! Я всегда вас ценил. Я должен был это сказать.
— Сукин сын, — шепнул я ему, — а «Кассонал Ж»?
— Забудем об этом, — прошептал он мне, — все это приносило сплошные убытки.
Грохот снаружи усиливался. Внизу гремели выстрелы. В зал ворвался командующий Главлысучетом.
— Враг у ворот! — выкрикнул он, задыхаясь.