Читаем Козьма Прутков и его друзья полностью

— Да застукали меня, как поется это в песне:

Застукали мене

Розсукини сини,

Богучарьсi пани...

Простите, мамаша, за этих «панов» не утерпел... Застукали меня проклятые паны Жемчужников да этот граф Алексей Толстой... Заманили, как козла на капусту, на украинские вареники, да и продержали у Толстого под стражей целых три дня, пока не сбежал,— туда им сто болячек!..»11

Шевченко, любившему веселую компанию, общество Толстого и кого-то из братьев Жемчужниковых пришлось явно по душе.

Жемчужниковы не оставляли Шевченко своими заботами до самой его скорой смерти. Владимир выхлопотал в Литературном фонде ссуду поэту, тяжело больному и нуждавшемуся в уходе. Шевченко был близким другом семьи Льва Жемчужникова, вернувшегося в Россию в 1860 году.

Еще не зная Льва лично, Шевченко записал в своем дневнике 10 ноября 1857 года: «Какой милый оригинал должен быть этот Л. Жемчужников. Как бы я счастлив был увидеть человека, который так искренне, нелицемерно полюбил мой родной язык и мою прекрасную бедную родину».

И вот эта встреча состоялась. После приезда Льва и Ольги Жемчужниковых в Петербург, часов в одиннадцать вечера их поднял с постели стук в дверь. Шевченко был в бараньей шапке и овчинной шубе, каким он изображен на одном из портретов. То-то было разговоров и слез, которые в девятнадцатом веке, судя по письменным источникам, охотно проливали даже мужчины.

Всего несколько месяцев они и провели друг с другом. Шевченко хотел поселиться на крутом берегу Днепра, чертил план целого поселка, желал, чтобы Жемчужников купил землю рядом... Осуществиться его мечте не было суждено. «Не стало Шевченко! Смерть разлучила нас навсегда с великим поэтом», — начал Лев Жемчужников свою опубликованную тогда же статью «Воспоминания о Шевченко, его смерть и погребение».

Лев первый прочел дневник Шевченко, подготовил его для печати в журнале «Основа» и едва ли не первый начал писать грустную повесть жизни великого кобзаря.

«Жизнь Шевченко вся, вместе взятая, — есть песнь. Это печальное, высокохудожественное произведение. Вырванный из народа, он представляет собой самый поэтический его образчик.

Добрый до наивности, нежный и любящий, он был тверд, силен духом, как идеал его народа. Самые предсмертные муки не вырвали у него ни единого стона из груди. И тогда, когда он подавлял в самом себе мучительные боли, сжимая зубы и вырывая зубами усы, в нем достало власти над собой, чтоб с улыбкой выговорить «спасибi» тем, которые об нем вспоминали вдали и на родине...»

В те дни, когда Лев Жемчужников писал эти строки, его посетил незнакомый человек. Завтракавший с женой и детьми Лев пригласил его к столу, но тот не стал есть, а сразу же предложил написать для «Современника» статью о Шевченко. Лев отказался, потому что писал уже для журнала «Основа». Потом он узнал, что это был Чернышевский.

Некоторое время спустя Лев пошел навестить брата Владимира, жившего в квартире отца. Михаил Николаевич Жемчужников сказал сыновьям, что арест Чернышевского — дело решенное. На другой же день Лев был у Чернышевского и предупредил об опасности.

Революционер «засмеялся своим оригинальным нервным смехом » :

— Благодарю за заботу. Я всегда готов к такому посещению... Ничего предосудительного не храню...

В ночь на 8 июля 1862 года Чернышевский был арестован, заключен в Петропавловскую крепость, а потом приговорен к четырнадцати годам каторги, хотя никаких прямых улик на суде не фигурировало.

В крепости, при сочувствии Петербургского военного губернатора, либерала А. А. Суворова, за двадцать два месяца Чернышевский написал около пяти тысяч страниц. Это был настоящий подвиг. Статьи, беллетристика, знаменитый роман «Что делать?»... В то время он пользовался у молодежи большей популярностью, чем произведения всех романистов, вместе взятых.

После суда над Чернышевским, как-то зимой Алексей Константинович Толстой был приглашен на царскую охоту под Бологое. Обычно поезд с охотниками отходил в полночь.

К пяти утра приезжали, перекусывали, отдыхали, и к десяти егеря разводили титулованных охотников по лесу, ставя их у нумерованных столбов. Потом загонщики с собаками поднимали страшный шум и выгоняли либо лося, либо медведя навстречу смерти... Однажды Толстой с возмущением узнал, что во время такой охоты в Гатчине, за неимением иного медведя, взяли почти ручного в зоопарке и выгнали на царя...

Как выразился один из составителей дореволюционного критического сборника об А. К. Толстом: «Случай и распоряжение обер-егермейстера поместили нашего поэта и государя рядом. Чтобы скоротать время ожидания, пока собаки и загонщики подымут медведя, государь стал тихо, с глазу на глаз беседовать со своим давнишним другом. Конечно, беседа не могла не коснуться литературы. Государь спросил своего бывшего церемониймейстера, не написал ли он чего нового.

— Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского! — смело отвечал Толстой государю.

Государь не дал договорить фразы и прервал рыцарски-благородного поэта:

— Прошу тебя, Толстой, мне никогда не напоминать о Чернышевском »12.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное