Козьма Прутков и его друзья

Мерцали оплывшие свечи, углы комнаты тонули во мраке, была тишина, прерывавшаяся шорохом, когда отец и сын отирали слезы. Всю ночь они провели у гроба, разговаривали потом и расстались примиренные.

* * *

А еще через несколько месяцев пришло известие, что в Крыму умирает Василий Алексеевич Перовский. Толстой выехал в Алупку, но не застал дяди в живых. Был декабрь, а он нес с другими гроб по дороге, усыпанной зелеными ветками — лавровыми, розмариновыми... У обочины дороги выстроились кипарисы, словно солдаты в почетном карауле, отдающие последний долг генералу...

Равнодушный к деньгам, Толстой стал наследником трех громадных состояний. Властные родственники уже не сковывали его воли, но в своем горе он как-то не сразу это осознал.

Софья Андреевна перебралась в Пустыньку вместе со своими многочисленными племянниками, чему Толстой очень радовался, он играл с детьми и все говорил, что вырастит из них настоящих людей.

Теперь он мог исполнить свою мечту — жениться, но начатый Софьей Андреевной бракоразводный процесс с полковником Миллером затягивался.

Проходит еще несколько лет в увиливаниях от придворной службы, в поездках за границу на лечение. Порой Алексей Константинович отсиживается в своих имениях, пока наконец не решается на письмо к царю :

«Ваше величество... Я надеялся победить мою природу — художника, но опыт доказал мне, что я боролся с ней напрасно. Служба и искусство несовместимы. Одно вредит другому, и нужно выбирать одно из двух...

Благородное сердце Вашего Величества простит мне, если я теперь умоляю его окончательно уволить меня в отставку, не для того, чтобы удалиться от Вашего Величества, но чтобы вступить на ясно начертанный путь и перестать быть птицей, наряженной в чужие перья...»

Царь был недоволен, но уволить Толстого разрешил. Его исключили из списков стрелкового батальона и произвели в егермейстеры, что было необременительно, давало возможность охотиться в царских угодьях и бывать во дворце, когда угодно.

* * *

«Командующий

Императорскою

Главною Квартирою

в С. Петербурге

5 марта 1859 года № 226

Флигель-Адъютанту

Его Императорского Величества,

Господину Подполковнику

Графу Толстому

Государь Император Высочайше повелеть соизволил: уволить Ваше Сиятельство, согласно просьбе Вашей, в бессрочный отпуск во внутренние губернии России с правом отлучаться за границу, когда Вы в том будете иметь надобность, без испрошения на то особого дозволения, но с тем, чтобы Вы о всякой таковой отлучке доносили мне. При сем Вашему Сиятельству Высочайше дозволено проживать в

С. Петербурге и в таком случае вступать в исправление служебных обязанностей по званию флигель-адъютанта...»¹⁶

* * *

Свадьба с Софьей Андреевной совершилась еще позже. Они повенчались в Дрездене в 1863 году. Шаферами на свадьбе у них были Алексей Бобринский и Николай Жемчужников. Толстому уже исполнилось сорок шесть лет, и его начала терзать болезнь, от которой он так и не излечился...

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ «Современник*, 1854, март, стр. 16—18.

² «Северная Пчела», 1854, № 2.

³ «Северная Пчела», 1854, N° 37.

⁴ Напечатано в «Гражданине», 1883, № 1.

⁵ Е. Богданович. История JI.-Гв. Стрелкового баталиона Императорской фамилии. СПб., 1899.

⁶ Виктор Антонович Арцимович. Воспоминания. Характеристики. СПб., 1904, стр. 18.

⁷ К. Скальковский. Воспоминания молодости. СПб., 1906, стр. 215.

⁸ И. В., 1910, кн. 2, стр. 525—526.

⁹ Е. Ф. Юнге. Воспоминания. М., 1914, стр. 127.

¹⁰ Т. Г. Шевченко. Дневник. М.— JI., 1931, стр. 284.

" Цит. по «Т. Г. Шевченко в воспоминаниях современников*, М., 1962, стр. 302—304.

¹² Н. Д е н и с ю к. Гр. Алексей Константинович Толстой, его время, жизнь и сочинения. М., 1907, стр. 103.

¹³ М и х. JI е м к е. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904, стр. 329.

"Там же, стр. 368.

¹⁵ А. В. Никитенко. Дневник, т. 2. М., 1955, стр. 70.

¹⁶ ПД, ф. 301, ед. хр. 8.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

1

Возрождение Козьмы Пруткова, казалось бы, обусловлено было возвращением всех его друзей к мирной жизни, их общением, новыми проявлениями веселого нрава. Но времена молодости ушли безвозвратно, каждый из них становился на собственную дорогу, у каждого резче обозначился характер, у каждого были свои либо творческие, либо иные планы. И они возвращались к Козьме Пруткову эпизодически, шлифуя и дополняя его судьбу, делая и его характер более определенным.

Козьма Прутков продолжал жить, и в еro творчестве теперь отражалась эпоха в стократ более сложная, чем та, которая его породила. Крымская война была вехой, миновав которую Россия стала другой. Более полувека потом она вынашивала революцию, подспудно бурля, выплескивая на поверхность либералов, демократов, нигилистов, террористов, народных заступников, «мальчиков» Достоевского и его же «бесов»...

Сложность рождает фрагментарность, и с этим приходится мириться, не претендуя на большее, чем на отдельные эпизоды из жизни друзей Козьмы Пруткова, на приметы времени, отразившиеся в его творчестве, на кое-какие соображения по тому же поводу.