Читаем Козьма Прутков и его друзья полностью

Против него объединились крепостники, в числе 171 человека, под руководством некоего Потулова, который писал в «Современной Летописи» :

«Поля или вовсе остались без обработки или обрабатывались столь плохо, что не могли давать надлежащего урожая... Да, (мы) дворяне-крепостники, в смысле крепости закона и в значении охранительного начала спокойствия в государстве, в прямую противоположность тем жалким личностям, которые под личиной человеколюбия и никогда ясно не высказываемого ими своеобразного передового образа мыслей, развивая в крестьянах тлетворную мысль отрицания прав собственности, готовят для отечества самую страшную будущность»5.

От этих слов веет начавшимися крестьянскими волнениями. Воля без земли не была для мужиков настоящей волей.

На Арцимовича сыпались доносы. Ревизия не могла подкопаться под него, но на всякий случай его убрали из Калуги в Москву, сделав сенатором.

Оттуда он писал жене в январе 1863 года: «В день приезда в Москву обедал у Алексея (Жемчужникова); были Капгер, Егор Барановский и Иван Аксаков... Эти два дня прошли в оживленной беседе... Везде обманывают крестьянина, везде лишают его дарованных прав... Владимир (Жемчужников) говорит, что в Орловской губернии посредники прямо на стороне помещиков и нередко обманывают народ...»6

Есть и еще одно указание на позицию, занятую друзьями Козьмы Пруткова. «Из памятных тетрадей С. М. Сухотина» можно узнать, что Арцимович «сделался эпическим лицом», что «19 февраля породило какие-то странные ненависти между известными представителями либеральных принципов и защитниками дворянских привилегий», что

«примером такого озлобления может служить страшное раздражение милого и умного Алексея (Жемчужникова) против Каткова и дворянства»7.

В. И. Ленин писал о том, что «пресловутая борьба крепостников и либералов... была борьбой внутри господствующих классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок»8.

И еще раз убеждаешься в правоте ленинских слов, читая письма Алексея Жемчужникова к жене из поездки, которую он совершил по своим имениям во время проведения крестьянской реформы.

Он с удовольствием перечисляет породистых лошадей и прочее имущество, доставшееся ему в результате раздела с братьями. Он гордится своим умением разговаривать с крестьянами. Рассказывает, что соседи не хотят нанимать работников и требуют от крестьян более, чем следует, и потому те вообще ничего делать не хотят. «В этом имении секли; целую неделю стояли в нем солдаты, а работы все идут плохо... Ни рожь, ни пшеница еще с полей не свезены, и управляющий думает, что от беспрестанных дождей хлеб в корнях прорастет и весь пропадет. Крестьяне ждут этого и радуются. Я нахожу, что крепостник в наше время не только дурен в проявленном отношении, но и глуп в хозяйственном отношении...»9

И рядом с Жемчужниковым все время маячит некий Трусзон, очевидно, покупающий у него земли, постройки, инвентарь — все, что без присмотра и предприимчивости в новых условиях сохранить трудно. Он как бы символизирует капитал, который становится хозяином России...

2

О Владимире Жемчужникове известно немногое. В 1857 году он оставил военную службу, но на чиновничью не поступил, работал в частных компаниях. В 1861 году он был одним из директоров Русского общества пароходства и торговли. Потом снова стал государственным служащим, но ни в одном ведомстве долго не уживался из-за обостренного чувства справедливости, честности и принципиальности.

Одно время он числился в Российско-Американской компании и дружил с неким Дорошиным, который провел семь

лет на Аляске и нашел там золото. Это не помешало русскому правительству уступить Аляску американцам за 7 миллионов 200 тысяч долларов.

Крупный горный деятель К. Скальковский писал в своих мемуарах, что через Дорошина он познакомился «довольно близко с его другом Влад. Жемчужниковым, секретарем тогда Российско-Американской компании. Жемчужников был один из сообщества, писавшего под псевдонимом Кузьмы Пруткова. Это был красивый собою и умный оригинал и неудачник. С братьями они славились среди петербургского высшего общества своими школьническими выходками и смелостью. Будучи хорошей фамилии и племянником министра внутренних дел Перовского, он всю жизнь и карьеру испортил связью или женитьбою, не помню, с женщиной, несоответствовавшей его положению. Получив наследство, он положил деньги в чемодан рядом с фейерверком, который вез в деревню. По дороге он курил, фейерверк взорвался и деньги сгорели. Жемчужников получил сильные ожоги и всю жизнь нуждался в средствах, что не помешало ему быть коллекционером, а также спасти от разорения В. Корша, для которого он нашел деньги для продолжения «С.-Петербургских Ведомостей», конторою которых он одно время заве-дывал»10.

Сведения эти основаны больше на слухах, но кое-что подтверждается и другими мемуарами.

При всех своих неурядицах Владимир Жемчужников сохранял веселый нрав и приверженность духу Козьмы Пруткова. Остались воспоминания одной дамы, которую случай свел с ним в поезде из Петербурга в Москву :

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное