Читаем Козьма Прутков и его друзья полностью

— Это я,— произнесла гордо Муза, все-таки не глядя на фельетониста, улыбаясь и бросая на меня значительный взгляд» («Современник», 1853, январь, отд. VI, стр. 103—104).

Это была очень милая выдумка — приписать Музе басню, сочиненную Козьмой Прутковым. Однако последствия ее нанесли некоторый ущерб бессмертной славе директора Пробирной Палатки.

Лет через двадцать пять после этого события нашлись люди, которые стали приписывать перу И. И. Панаева некоторые произведения К. П. Пруткова только на том основании, что они включались в статьи «Нового Поэта». И даже подвергать сомнению само существование Козьмы Пруткова.

В 1881 году появилась статья одного из друзей уже покойного К. П. Пруткова, в которой с негодованием отвергались досужие вымыслы.

В какое положение, говорилось в статье, ставится все управление министерства финансов уверением, будто Козьма Прутков не существовал! Да кто же тогда был столь долго директором Пробирной Палатки, производился в чины и получал жалование?

Что же касается самих стихов, то тут Козьма Петрович «имел дар вдохновляться чужими советами — но не всякими, а только 4-х лиц», «но в числе их не было Ив. Ив. Панаева».

Этими приближенными советниками, как догадывается читатель, были Алексей Толстой и Алексей, Александр и Владимир Жемчужниковы. Один из них «из уважения к русской истории и печатному слову» и решил восстановить справедливость.

В этой связи чрезвычайно любопытно его воспоминание, свидетельствующее о громадном авторитете начинающего Козьмы Пруткова у маститых издателей журнала «Современник».

«...Покойный Ив. Ив. Панаев искренно и глубоко уважал покойного К. П. Пруткова ; он даже всегда спешил призвать покойного Н. Некрасова, когда Косьма Петрович, невзирая на свой служебный сан, удостаивал редакцию своим посещением. Но никогда Ив. Ив. Панаев в трудах покойного К. П. Пруткова не участвовал. Каковы бы ни были достоинства Ив. Ив. Панаева как писателя, он не мог дозволить себе даже прикоснуться к бессмертным творениям Косьмы Петровича Пруткова,— как никакой действительный артист не станет исправлять картин знаменитого живописца. Скажу более: те редкие случаи, в которых Ив. Ив. Панаев дерзал, ссылаясь на условия цензуры, прикасаться к творениям Пруткова, легко отгадает каждый беспристрастный художник, если он действительно художник...»

Были случаи, когда И. И. Панаев вовсе не публиковал бессмертных творений К. П. Пруткова, переданных ему для печати. Он говорил, что в этом ему препятствовали цензурные условия, но Козьма Петрович, действительный статский советник и кавалер, не верил этому. По-видимому, речь шла о басне «Звезда и Брюхо», заключительные строки которой подтверждают правильность подозрений Пруткова.

Начальство, день и ночь пекущеесь о нас,

Коли сумеешь ты прийтись ему по нраву,

Тебя, конечно, в добрый час Представит к ордену святого Станислава.

Из смертных не один уж в жизни испытал,

Как награждают нрав почтительный и скромный,—

Тогда, в день постный, в день скоромный,

Сам будучи степенный генерал,

Ты можешь быть: и с бодрым духом,

И с сытым брюхом.

Ибо кто ж запретит тебе всегда, везде Быть при звезде?

Согласитесь теперь, что Козьма Петрович не мог больше мириться с двусмысленностью своего положения и ради сокрытия своего имени упускать славу, причитающуюся ему по заслугам.

И вскоре этому был положен конец.

После первых успехов в Пруткове развились самоуверенность и самодовольство. Наверно, с разрешения начальства, он решил больше не скрывать своего имени от читающей публики и, начиная новый цикл своих стихов, имеющий общее название «Досуги Кузьмы Пруткова», обратился уже прямо к читателю :

«Читатель! вот мои досуги: суди беспристрастно. Это только частица написанного. Я пишу с детства. У меня много неконченного (d’inachevé). Издаю отрывок. Ты спросишь: «Зачем?» Отвечаю: «Я хочу славы». Слава тешит человека, Слава, говорят, дым; это неправда; я этому не верю! Я поэт,— поэт даровитый. Я в этом убедился,— убедился, читая других: если они поэты, так и я тоже! Суди, говорю, сам, да суди беспристрастно! Я ищу справедливости; снисхожденья не надо ; я не прошу снисхожденья!

Читатель! до свиданья! Коли эти стихотворения понравятся, прочтешь и другие. Запас у меня велик; материалов много, нужен только зодчий ; нужен архитектор ; я хороший архитектор. Читатель! прощай, смотри же, читай со вниманьем да не поминай лихом!

Твой доброжелатель Кузьма Прутков

11 апреля

1853 года (annus, i)».

13

Уже в первый же год «своей гласной литературной деятельности» Козьма Прутков решает предпринять отдельное издание своих сочинений.

Лев Михайлович Жемчужников, Александр Егорович Бейдеман и Лев Феликсович Лагорио — три художника одновременно трудятся над портретом автора книги. И хотя ныне .этот портрет известен всем и каждому, мы не можем пройти мимо описания, сделанного современниками поэта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное