Козьма Прутков и его друзья

Славянофильство, например, не раз обыгрывавшееся друзьями Козьмы Пруткова, уходит корнями в двадцатые годы, в кружок «любомудров», поклонников немецкой метафизики, о которых Пушкин писал Дельвигу: «Собрались ребята теплые, упрямые; поп свое, а черт свое. Я говорю: господа, охота вам из пустого в порожнее переливать — все это хорошо для немцев, пресыщенных уже положительным знаниями...»

Но когда вскоре один из «ребят», в то время еще «запал ник», Иван Киреевский, стал издавать журнал «Европеец» это предприятие кончилось на втором номере. Киреевского обвинили в «революционности» и установили за ним полицейский надзор. Особенно разгневало царя утверждение, чт( расположение России к иностранцам «без всякого сомнения и вредно, и смешно, и достойно нешуточного противодействия».

Николай I расценил это как «самую неприличную и не пристойную выходку на счет находящихся в России иностранцев». Сам он по мужской линии был внуком принца Гольтштейн Готторпского от брака его с принцессой Ангальт-Цербстской. Мать императора была урожденная София-Доротея-Августа-Луиза, принцесса Виртембергская. Женился великий князь на принцессе Фридерике-Луизе-Шар лотте-Вильгельмине, дочери прусского короля Фридрихг Вильгельма III и супруги его, урожденной принцессы Мек ленбург-Стрелицкой. И когда в июне 1817 года будущий император Всероссийский, вместе с принцем Вильгельмом, делал смотр прусским войскам, он сказал им знаменательнук фразу: «Помните, что я наполовину ваш соотечественник...»

Не удивительно и то, что его внук, Александр III, задал историку Барскову вопрос: чьим сыном был Павел I, и, узнав, что скорее всего — графа Салтыкова, перекрестился и воскликнул :

— Слава тебе, господи! Значит, во мне есть хоть немного русской крови!

Дорога иностранцам в Россию расширялась благодаря династическим родственным связям. Многочисленные немецкие родственники царских семей приезжали в сопровождении своих приближенных, которые зачислялись в русскую гвардию и по гражданскому ведомству. Тот, кто не был дворянином, быстро получал дворянство. Быстрое продвижение глазенапов и бутенопов не всегда вызывало одобрение русского дворянства. Генерал Ермолов, герой войны 1812 года, человек острейшего ума, даже подал царю ироническую бумагу, в которой просил считать его немцем.

Бенкендорф — был начальником III Отделения и шефом жандармов, Ливен — министром просвещения, Нессельроде — министром иностранных дел, Канкрин — министром финансов. Два последних сановника, сделав в России карьеру, не отплатили ей добром. Канкрин тормозил постройку железных дорог в стране, что не могло не сказаться на развитии промышленности. Страна была в постоянном финансовом кризисе, несмотря на громадный вывоз продуктов земледелия. Ежегодный дефицит не покрывался массовым выпуском бумажных денег, «податной пресс» завинчивался все туже.

Это Канкрин завел винные откупа, давая возможность наживаться на спаивании народа Исааку Утину, барону Гинцбургу, Бенардаки, Кокореву, Горфункелю...

— Я знаю, что дело это нечистое, да денежки чистые, — говорил Канкрин, перефразируя римского императора Веспасиана, который, взимая налог с отхожих мест, утверждал, что деньги не пахнут.

Тот же Канкрин хвастался перед военным министром Чернышевым :

— А у меня, батушка, кабаков столько, сколько у вас батальонов.

Из того же теста, что и Канкрин, был сделан Нессельроде. Известный советский историк А. В. Фадеев пишет: «Сын оскудевшего немецкого дворянина и богатой еврейки, дочери франкфуртского банкира Гонтара, Карл Нессельроде появился на свет на борту английского корабля у берегов Португалии (куда его отец изволил плыть в качестве посланника русской императрицы Екатерины II). Возможно, в какой-то мере все эти обстоятельства сыграли свою роль в процессе формирования его мировоззрения»³.

А. В. Фадеев добавляет, что «Карл Васильевич являлся не просто реакционером, но реакционером-космополитом. У него не было родины. Ему чужды были какие-либо патриотические чувства или национальные интересы», он так и не удосужился научиться говорить по-русски.

Нессельроде и ему подобные своими нарочито негибкими действиями, которые поощрялись бурбонистым царем, вызывали неприязнь к России почти во всей Европе.

Конфликт, завершившийся Крымской кампанией, показал, что страна отстала в своем развитии от главных европейских стран. Суда, оружие, дороги — все не соответствовало требованиям времени, крепостная Россия потерпела поражение.

Киреевские и Хомяков проделали сложный путь от изучения немецкой философии к тому, что позже назвали

славянофильством. Вместе с Аксаковыми, Самариным и другими они составляли, по выражению тогдашнего московского генерал-губернатора, «горстку людей, которая уместится на одном диване», но значение их для умственной жизни русского общества было куда больше. Они боролись с западниками, утверждали, что у России особый, самобытный пуп развития. Они идеализировали допетровскую Русь, видели в сельской общине оплот против разрушительных потрясений и неверия. Козьма Прутков шаржировал их пристрастия...