Козни качка

— Ну. — Ее розовый язычок высовывается, слизывая крошку с уголка рта. — Ни на секунду не думай, что, пока ты произносишь такие слова, как «твердый», «попробовать на вкус» или «влажный», мой разум не улетел прямо в канаву, и я не хочу хихикать, как подросток. — Она снова облизывает губы, и я клянусь, что это просто издевательство надо мной. — И знаешь, это даже не извращенные слова. Это обычные прилагательные.

— Никогда бы не подумал.

— Нет, ты бы этого не подумал. У меня потрясающее покерное лицо. Как-нибудь сыграем в карты.

Черт возьми, у нее хорошее покерное лицо; я не смог бы сказать, о чем она сейчас думает, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

— Скарлетт?

— Хм? — Жует, жует. Сглатывает.

— Сколько ты готова заплатить экстрасенсу, угрожающему рассказать мне все, о чем ты сейчас думаешь?

Она делает вид, что обдумывает услышанное, ставит тарелку на кофейный столик и вытирает руки салфеткой. Откидывается на спинку дивана и сцепляет пальцы.

— Хм, это очень хороший вопрос. Не знаю… двадцать баксов?

У меня отвисает челюсть.

— Двадцать баксов? И это все?

— Это все, что у меня есть в бумажнике. — Изящное плечо поднимается и опускается, когда она одаривает меня ленивой улыбкой. — Сколько бы ты заплатил?

— Это сложный вопрос.

— Это ты его задал. Просто скажи мне, о чем ты сейчас думаешь, и я оставлю тебя в покое. — Ее вызов прозвучал с дерзкой ухмылкой.

— Ладно. — Я делаю паузу, и мы жуем, уставившись друг на друга. — Я был одержим желанием увидеть твои соски с тех пор, как понял, что на тебе нет бюстгальтера.

Скарлетт давится корочкой пиццы, которая в данный момент находится у нее во рту, сгибается в талии и кашляет так сильно, что мне приходится осторожно постучать по ее спине.

— Это не то… — кхе-кхе, — что… — кхе-кхе, — я думала… — кхе-кхе, — ты собираешься сказать. — Кхе-кхе. — О боже, я умираю.

Она нащупывает воду, которую кладу ей на ладонь.

Покраснев, она садится и смотрит на меня.

— Ты не можешь говорить такое дерьмо, когда у меня во рту еда.

Я представляю себе другие вещи в ее рту, но не желая пересекать какие-либо линии, заставляю свои губы закрыться.

— А тебе слабо показать мне четвертый снимок в своем телефоне?

Скарлетт берет свой сотовый с кофейного столика, разблокирует его большим пальцем и прокручивает в галерее. Отсчитывает четыре картинки, останавливается.

Я ухмыляюсь.

— Слишком смущена, чтобы показать мне?

Закатив глаза, Скарлетт стучит по экрану и поворачивает телефон в моем направлении.

Это список из пяти вопросов «правда или вызов», и мои глаза бегают по списку, читая каждый из них.

— Ты сохранила это для нас?

Она колеблется.

— Да.

Я беру телефон из ее рук и поднимаю его на уровень глаз.

— Правда или вызов?

— Правда.

— Тебе не кажется, что эту игру следует переименовать в «допрос или унижение»?

Скарлетт смеется.

— Да.

— Ладно, первый вопрос. — Я смотрю на список. — Какую последнюю ложь ты сказала?

Она поджимает губы, раздумывая. Покусывает нижнюю губу.

— На прошлой неделе, когда ты спросил меня, на сколько бы я была смущена, если бы мой внутренний монолог был услышан? И я сказала по шкале от одного до десяти, что была пятерка — я лгала.

— Да, я знаю.

Я протягиваю ей телефон, чтобы она его увидела, и задаю следующий вопрос, но она легонько толкает трубку.

— Мне не нужно это видеть — я столько раз просматривала список, что запомнила его наизусть. — Она наклоняет голову. — Правда или вызов?

Я хочу сказать «вызов» на тот случай, если она осмелится бросить вызов поцеловать ее, или трахнуть, или сыграть в покер на раздевание, но вместо этого выбираю «правду», так как я не так отчаялся, как начинаю себя чувствовать.

Ее голубые глаза встречаются с моими.

— Какую первую физическую особенность ты ищешь в человеке, к которому испытываешь влечение?

Ямочки на щеках. Грудь. Длинные темные волосы.

— Рост.

— Неужели? — Она опешила, и по ее широко раскрытым глазам видно, что она мне не верит. — М-да. Это меня удивляет.

— Но почему?

— Не знаю, я думала, ты скажешь «большие сиськи» или что-то в этом роде.

Пфф, как будто я признаю это дерьмо вслух. Я не дикарь, у меня есть некоторые гребаные манеры.

— Не у всех сиськи видны при первой встрече, — загадочно замечаю я.

Её — нет.

— Правда.

Теперь моя очередь спросить ее.

— Правда или вызов?

Один. Два.

Проходит шесть долгих секунд.

— Вызов.

Я бросаю взгляд на телефон. Смотрю на Скарлетт.

— Я хочу, чтобы ты показала мне свою любимую часть тела.

Ее гладкие щеки порозовели.

— Полностью или просто указать на неё?

Я иду ва-банк.

— Полностью.

— Ладно.

Скарлетт ставит свою тарелку на стол перед нами, встает, прижимая ладонь к животу. Поворачивается ко мне спиной, медленно засовывая большие пальцы за пояс своих штанов для йоги.

Стягивает их вниз по бедрам, в трех гребаных фута передо мной появляется персиковая кожа, серые брюки останавливаются прямо под выпуклостью ее ягодиц.

Белые стринги, задница достаточно гладкая, чтобы шлепнуть, у меня есть только три коротких секунды, чтобы разинуть рот, прежде чем эти серые брюки ползут назад, пояс щелкнет.

И этот мысленный образ будет навсегда выжжен в моем гребаном черепе.