Козни качка

Очень мило и чертовски тихо. К тому же у Скарлетт есть еда.

— Теперь ты знаешь, почему я люблю сидеть дома вместо того, чтобы куда-то идти. Я могу делать все, что захочу — петь так громко, как захочу, не мыть посуду, ходить голышом.

Я с интересом поднимаю глаза.

— Ты так делаешь?

— Делаю все, что я захочу? Да, черт возьми.

— Нет, нет, расскажи мне побольше об этой наготе. Ты что, ходишь по дому, убираешься и делаешь прочие вещи голышом? Нарисуй мне картинку, и не жалей никаких деталей.

Симпатичный румянец ползет вверх по ее шее.

— Я имею в виду, да, иногда. Разве не все так делают?

Э-э, нет. Не все ходят голыми.

Но когда я вижу ее вот так, в естественной обстановке, удаленной от крыльца дома на Джок-Роу, и зная, что она, вероятно, не носит бюстгальтер, хотя не вижу ее сосков, мое воображение захватывает меня быстрее, чем я могу выставить мяч на поле. Тащит меня за яйца и ведет по тропинке, по которой я, вероятно, не должен был спускаться, весело подгоняя мой член всю дорогу.

Позади нас на кухне звенит таймер.

Я смотрю, как Скарлетт поднимается с дивана и идет на кухню. Слышно, как открываются и закрываются несколько ящиков. Духовка со скрипом открывается, одна пицца выскальзывает за другой. Я оглядываюсь через плечо, наблюдая, как она точными движениями разрезает их на ломтики и перекладывает на две тарелки.

— Тебе там нужна помощь?

— Нет, я справлюсь. Ты просто сиди и расслабляйся.

Эта девушка настоящая? Я здесь меньше часа, а она уже испортила меня до чертиков.

Скарлетт возвращается через несколько минут, неся две тарелки с пиццей. Протягивает одну мне. Богиня, несущая дары.

— Мы можем еще раз поговорить об этой голой штуке?

— Я не понимаю, почему ты так ею восхищаешься.

Я стреляю в неё взглядом, который как бы говорит: «Ты серьезно?»

— Извини, но я просто не могу оставить эту тему. И кстати, у меня есть сосед по комнате, так что… нет, я не хожу голышом.

Скарлетт все еще стоит передо мной, держа свою тарелку. Наклоняется ко мне, тянется, чтобы вручить мне пиццу, пока не опустится вырез ее рубашки, и бормочет: — Но ты же ходишь голый в раздевалке, верно?

— О да, конечно.

— Мммм, — Скарлетт вытягивает звук, как будто только что положила в рот что-то вкусное, и это похоже на рай. — Все эти атлетические, обнаженные, подтянутые тела, принимающие душ в одном месте.

Вау. Ну-ка притормози.

Я поднимаю голову.

— Тебя заводят спортивные, подтянутые тела?

На случай, если она, блядь, не заметила, что прямо на ее чертовом диване в гостиной сидит совершенно подходящий образец мужского пола, которого она едва удостоила взглядом все то время, что мы были здесь.

Если Скарлетт будет продолжать вести себя так, будто я сопротивляюсь, то, честно говоря, я буду оскорблен.

— Я имею в виду, то, что я не нахожусь на Джок-Роу с единственной целью найти очередной перепих, как некоторые девушки, не означает, что мой мозг не активируется при виде физических… атрибутов твоих друзей. Поверь мне, это так, — она смеется. — Ради бога, я же человек. — Она хватает кусок пиццы. Откусывает его кончик и медленно, задумчиво жует. — И вообще, ты сам об этом заговорил.

Во мне поднимается что-то, что я позже опознаю как ревность, и заставляет меня выпалить:

— Я ничего не говорил о мокрых парнях в раздевалке.

— Мокрые парни. — Ее брови взлетают вверх. Покачиваются.

Я раздраженно прищуриваюсь.

— Может, ты прекратишь это дерьмо?

Боже. Скарлетт в некотором роде извращенка.

Она наклоняет свой торс вперед, ко мне, и я наконец получаю вид её груди, который искал: ложбинку с тенью ее сосков.

Пока я разглядываю ее рубашку, Скарлетт заговорщически понижает голос почти до шепота; очевидно, что я ловлю каждое ее слово.

— Хочешь услышать забавный маленький факт о женщинах?

— Да, черт возьми.

— Мы более извращенные, чем парни.

Чушь собачья.

— Как это возможно?

Она откидывается назад, расслабляясь на подушке с удовлетворенным вздохом, словно королева своих владений.

— Мы просто такие, какие есть. — Ее глаза скользят вверх и вниз по моему торсу, мелькая над выпуклостью моей промежности. — Поверь мне.

Я раздвинул ноги чуть шире.

— Я на это не куплюсь.

— Только потому, что мы не бегаем вокруг, делая намеки и хватая наше барахло, не означает, что некоторые из нас не являются скрытыми извращенками.

Мои глаза скользят по ее барахлу.

Я пристально изучаю ее.

— То есть ты хочешь сказать, что ты извращенка.

— Вроде того. — Утвердительный кивок. — На восемьдесят процентов.

— Что за куча лошадиного дерьма.

Пожимание плечами.

— Ты не обязан мне верить. — Она изящно откусывает корочку, и ямочка на ее щеке сжимается с каждым укусом. — Ты даже не представляешь, что творится у меня в голове.

— О, да? — Мой голос только что надломился, мать твою? Боже. — Например, что?

— Пфф, так я тебе и сказала.

— Потому что это чушь собачья.

— Мне нечего доказывать. — Она небрежно откусывает еще кусочек пиццы, подняв брови и улыбаясь, пока жует. — Хотя…

Она сглатывает, не торопясь, делает глоток воды и ставит бутылку на кофейный столик.

— Хотя? — Черт побери, я хочу, чтобы она закончила свою фразу и избавила меня от страданий.