Козни колдуна Гунналуга

— Мелочи для меня — это эффекты фокусника, типа молнии, вложенной в чужую руку. Самое плохое в этом то, что твои воины начали бояться тебя и почти перестали бояться меня. И я не могу уже подпитываться их страхом. Мне его не хватает, как не хватает седьмой скрижали. Я вообще ввязался в эту историю с выборами только потому, что надеялся найти скрижаль и с ее помощью избежать наказания за нарушение запрета. Но запрет я нарушил, а книгу не обрел. Будь она у меня в руках, я мог бы столько страха и на тебя самого нагнать, что все вокруг меня дрожали бы. И доспех на твоих воинах звенел бы беспрестанно.

— Но страх-то здесь же остался. Пусть меня боятся, но ты этим и подпитывайся.

— Невозможно. Подпитаться можно только тем страхом, который сам внушаешь. И нет сил, чтобы сделать что-то такое, чтобы всех испугать. Западня, замкнутый круг. Жить не хочется, и жить не интересно.

— Осталось недолго. Скоро ты доберешься до своей башни, и… Ты же говорил, что там восстановишь силы сразу? Происки врагов не смогут там тебя достать?

— Смогут, и враги будут стараться пробить защиту башни, но там я быстро смогу восстановиться. Там есть чем восстановиться хотя бы на короткое время. Но мне восстановиться требуется уже сейчас, иначе я скоро из седла вывалюсь.

— Ты обессилел и физически?

— Я вообще обессилел — во всем, и теряю силы все больше и больше.

— Враги?

— Нет. Не только. Сам, конечно, виноват, и ты прав — книга меня обессиливает, седьмая скрижаль тянет из меня все токи. Я завязал слишком много живых и постоянно пульсирующих нитей, связывающих меня с любой информацией, что касается седьмой скрижали. И эти нити постоянно истощают меня. Даже те, которые никуда не ведут. Они тянут из меня жизненные силы. И магические силы тоже, и даже в первую очередь. Но физические и магические связаны между собой, как сердце и мозг, и одно без другого не может функционировать. Я слишком много на себя взял вдали от своей башни. А сейчас одна из нитей не просто тянет, она дико дергает. Какой-то мелкий бородатый и лохматый человечек, ростом меньше дварфа. С книгой его связывает что-то прочное. Я чувствую это, нить дергает и вытягивает из меня все, что осталось. А я найти этого человечка не могу. Только образ мелькает перед глазами, и все. И так уже второй день. Я пытался убить его наговором, но он встречный наговор послал, и это меня тоже больно ударило. Так больно, что я едва на ногах устоял. Боюсь, под конец пути вам придется нести меня на носилках.

— Уже скоро, скоро конец пути.

— Быстрее бы, — почти простонал колдун.

И Торольфу, бросившему косой взгляд своим единственным глазом, показалось, что Гунналуг от своей беспомощности по-настоящему страдает. И выглядит даже слегка растерянным. Трудно терять вчерашнее могущество. Пусть даже на время, но терять. Это все равно что воину быть раненым перед решающей битвой. Раненый лишен сил, которые только недавно переполняли его. И на бой выходить нужно, и раны не пускают. Торольф знал, что это такое, потому что ранен бывал многократно. Следовательно, и состояние колдуна понять мог.

— Ты мне вот что скажи, — попросил Торольф. — У Дома Синего Ворона конфликты с норвежским Домом Конунга из-за приграничных земель. Неужели твое могущество было бессильно против Кьотви? Неужели ты не мог с помощью собственных средств разрешить эти конфликты?

— Я их и разрешил, — признался колдун. — Я поехал вместе со старшим ярлом в Дом Конунга на встречу с Кьотви. Меч Ренгвальда висел на стене в ножнах. Я сломал его мыслью. И Кьотви, когда он обнаружил сломанный клинок, пришлось ехать в земли русов, чтобы меч отремонтировать. Это дало тебе возможность сейчас претендовать на роль конунга, а мне — разрешить спорные земельные вопросы. Впрочем, и тебе и мне еще предстоит своего добиться, чтобы поставить окончательную точку.

— А, скажем, ударить молнией Кьотви ты не мог? Это же не борьба за власть, в которую колдунам вмешиваться не разрешается. Это борьба с противником своего Дома, и даже противником из другой страны… — этот вопрос сильно волновал Торольфа уже не первый день. Он знал, что Кьотви давно уже выгнал из своего Дома придворного колдуна за ненадобностью. И колдунов не боялся. Значит, была у конунга какая-то другая защита. И будет ли иметь эту защиту Ансгар, если станет конунгом, будет ли ее иметь другой конунг, избранный собранием?

Гунналуг долго молчал. Потом все же ответил.

— Я прекрасно понимаю, чего ты опасаешься. Ты осторожно уже подбирался издалека к этому вопросу. Ты опасаешься, что, став с моей помощью конунгом, ты действительной власти иметь не будешь и будешь только под мою дудку плясать.

— Да, — сознался Одноглазый ярл. — И это тоже меня интересует.

— Можешь не переживать. Если бы мы, колдуны, могли влиять на правителей, никогда бы наш орден не изгнали из земли Туле. Став конунгом, ты тоже станешь для колдунов недосягаемым. Каждый удар, направленный в тебя напрямую, поразит того, кто этот удар направил.

— Ты меня радуешь таким откровением, — сказал ярл.