Но раньше защитников он увидел прямо перед лицом четыре лапы с длинными буро-желтыми когтями, которые прежде не раз разрывали кожу вместе с мышцами до кости. Лезвие потерянного ножа сверкнуло между ними, Юкон схватил влажную от росы рукоять, но кто-то резко дернул его за шиворот и волоком потащил за сбой.
– Никуда ты от меня не денешься, – повторяла Шанна, как одержимая. – Если я чего-то хочу, меня нельзя остановить!
Юкон был иного мнения. Он напрягся всем телом, сжал зубы, извернулся и, не глядя, махнул ножом, вспоров рукав бархатного плаща. Кровь бурлила внутри него, обжигала лицо, текла по подбородку на грудь. Крик боли разрубил тишину, но рука, тащившая его прочь от сражения к мосту, не ослабла. Шанна, бледная, с испариной на лбу, с заметным усилием заставила Юкона встать на ноги – видимо, боль в раненой руке не позволяла ей больше волочить мальчишку по земле. Она обнажила свой меч и уставила острие Юкону в грудь. Здоровая рука ее дрожала. Но даже в таком скверном положении она оставалась красива, подобно поздней осени – угасающей и оттого еще более прекрасной.
– Тенебрис – твоя судьба, – хрипло прокаркала она. – И ты от нее не уйдешь!
– Юкон, пригнись!
Оказалось, он уже успел отвыкнуть от оглушительного звона стали.
Клинки столкнулись у него над головой, и над ковром словно заиндевевшей листвы зазвучала их смертоносная песнь. Юкон нырнул вниз, откатился в сторону. И только тогда смог осмотреться.
Вокруг с мертвыми бились четверо защитников – вышитые золотыми нитями солнца на их груди сверкали, как живые. Они действовали спокойно и так уверенно, будто ничто не могло их смутить. Когда голова одного из возвращенных с хрустом слетела с шеи прямо под ноги Инке, та всхлипнула, зажала ладонью рот и, побелев как снег, снова лишилась чувств.
А Фос надвигался на Шанну, как волна движется на берег – без малейшего сомнения в своем превосходстве. Мечи сближались и расходились, но правительница Тенебриса только и могла, что защищаться.
– Я же предупреждал, – протянул Фос с недоброй усмешкой. – Он упрямый. А ты испортила ему свидание.
– Ты пожалеешь! – выговорила Шанна ему в лицо отчаянным шепотом.
Она затравленно озиралась по сторонам, где бились ее возвращенные, шаг за шагом приближаясь к дереву, будто надеялась найти в нем защиту. Юкон уже поднялся с земли и, снова вооружившись ножом, встал плечом к плечу с отцом.
– Я предлагал тебе помощь, – продолжил Фос. – А ты взяла в заложники детей.
Шанна молчала. Юкон смотрел на то, какой жалкой она стала: с порванного рукава капала кровь и разбивалась о сухие листья, лицо блестело от пота, на виске запеклась бурая корка. Каждое поднятие меча давалось ей с трудом, но она еще держалась. Если бы Фос захотел убить ее сейчас, ему хватило бы одного удара.
Но он медлил.
«Дело в том, что он не хочет больше проливать кровь? – подумал Юкон, глядя, как мать продолжает пятиться от них. – Или нет? Или дело только в ней?»
– Я готов дать тебе последний шанс, – Фос взглянул на нее сверху вниз, и меч его опустился. – Ты прямо сейчас идешь со мной и садишься за стол переговоров. Или с этой секунды я забываю обо всем, что ты мне обещала, и больше не щажу ни тебя, ни твоих людей.
Шанна покорно кивнула и опустила свой клинок, чтобы зажать рану на предплечье. Она долго смотрела на Фоса: снизу вверх, как иной раз смотрят дикие звери, загнанные в ловушку – с затаенной ненавистью и непокорностью.
Два события, одновременно случившиеся после этого, слились для Юкона в одно.
Мертвый пес, о котором Юкон совсем позабыл, сильным рывком с места ударил Фоса в спину так, что тот отшатнулся и попытался лишить его головы, но зверь оказался проворнее. Шанна сделала последний шаг назад и оказалась рядом с бесчувственной Инкой. Рука с мечом неожиданно окрепла и взлетела вверх.
У Юкона внутри все застыло, он больше не слышал стука своего сердца, не чувствовал пульсации крови в висках. На секунду ему показалось, что он умер, на этот раз окончательно, навсегда.
Клинок спикировал вниз, несущей погибель птицею. Юкон отчетливо услышал обреченный вздох Фоса за спиной.
Меч вошел в грудь Ивира с левой стороны. Пленник даже не вздрогнул – жизнь уже давно оставила его тлеющее тело. Шанна на прощание взглянула Юкону в глаза. В них, без сомнения, читалось: «Ты у меня в долгу».
Земля задрожала под ногами. Юкон взглянул на небо. Оно наливалось багряным светом, будто со всех четырех сторон одновременно начали заходить четыре солнца. Одинокое полупрозрачное облако раскалилось, как тлеющий уголек, засветилось алым.
А потом небосвод раскололся надвое.
Трещина рассекла его пополам, и из нее хлынул ослепительно белый свет. Юкон завороженно уставился вверх, не чувствуя рези в глазах и слез, бегущих по щекам. Так красиво, так величественно – мир погибал, раненный уходом своего адепта. Свет хлестал из его ран, как кровь, и во вновь повисшей тишине зазвучала прощальная, невыносимо печальная песнь ветра.