– Агата, вы бы помолчали, – рассердился Михаил и смущенно повернулся к Алисе. – Ты… это… на мать не злись. Чего уж… Это в ней водка говорила. Завтра бы разобрались. Переночуешь, а завтра все образуется. И вообще, ты не думай, что мы тебя в беде бросим. Ты ж дяде светом в окошке была…
– Нет уж, спасибо, – скривила губы Алиса. – Я, слава богу, не на улицу иду, у меня мамина квартира есть. Работа тоже имеется, так что обойдусь я без вашей благотворительности.
Михаил махнул рукой и повернулся к выходу, но вдруг обернулся и посмотрел на Алису с нескрываемым любопытством.
– А почему он, собственно говоря, тебя оставил без гроша? Или мать права была, что ты ему изменяла, а он тебя застукал?
– Вот у матери и спроси, – огрызнулась Агата. – И вообще, чем лясы точить, помоги лучше чемоданы вниз спустить.
– А вы мной не командуйте, – высокомерно ответил Михаил. – Я, в отличие от некоторых, в своем доме нахожусь.
– Ну да, – согласилась Агата, – наверное, ты тоже его строил?
Михаил злобно покосился на Агату и удалился. Алиса огляделась по сторонам, потом, что-то вспомнив, выскользнула из кабинета и спустя пару минут вернулась с пакетом, из которого торчала шахматная коробка.
– Ну, уж этого я Любе не оставлю, – произнесла она. – Я их лично заказывала.
– И правильно, – согласилась Агата. – Я бы и дом на прощание подпалила вместе с этим выводком, да жалко дома.
– А, кстати, что это за история со строительством? – вскинулась Алиса. – Неужели Люба его действительно строила? Я ее как-то слабо представляю в этой роли. По-моему она тяжелее рюмки ничего не поднимала…
– Ой, да ну ее, дуру, – отмахнулась Агата. – Она как за воротник зальет, так начинает рассказывать истории о своей жизни, как она за матерью ухаживала, какая заботливая была… Свекровь-то твоя покойная с Вовкой жила, и не в этом доме, а в старом. Он как раз на этом месте и стоял. Маленький такой домик был, две комнаты. Вот его они действительно всем миром строили. Вовке тогда лет шестнадцать было, ну а Любке около двадцати, она уже замужем была. Когда Вовка на Анне женился, они в этот дом и въехали, больше жить негде было. Свекровь твоя та еще ведьма была, царствие небесное, Анну поедом ела и Вовку против нее настраивала. А Люба замуж вышла, к мамочке прилетала навестить, да выгребала у нее пенсию, да урожай с огорода. Анна то моя хозяйка была хорошая, вроде тебя. Все на ней было. А эта кикимора прибегала к мамочке, приносила ей яблоки зеленые, за рубль… Их и есть то никто не хотел… Ну, а потом Вовка разбогател, дом этот построил, но мать его к тому времени уже умерла, а Люба в строительстве не участвовала… Где эта Гулька в конце концов?
Пришедшая Гуля, с небольшой сумкой через плечо, помогла нести чемоданы. Вещей набралось много. Три женщины стащили их вниз сами. На лестнице с невозмутимым лицом стоял Михаил и курил, не двигаясь с места. Выходя, Алиса бросила ключи от дома на пол.
Маленькая «Хонда» Алисы медленно вырулила со двора. Гуля закрыла ворота и уселась на заднее сидение, потеснив чемоданы. Алиса секунду смотрела на дом, который за пару часов стал ей совсем чужим.
– Не бойся, девочка, – ласково сказала Агата. – Все еще образуется.
Синяки сходили мучительно долго. Все время я сидела дома, отходя от похорон и разыгравшихся после них событий, которые при всем желании трудно было назвать приятными. К счастью, театральный сезон был закончен. Театр впал в слабую дрему, которую прерывали лишь матерные выкрики рабочих, заканчивавших замену канализации и косметический ремонт здания. Агата потчевала меня плюшками, хотя я сурово запрещала печь – так к началу сезона ни в одно платье не влезешь.
Однажды вечером мне позвонили из театра и предложили поехать в небольшой тур по окрестным селам. Звонила мне Зина Гуц, которая втайне надеялась, что я откажусь. Но я согласилась сразу. Мне нужно было развеяться, а утомительные поездки по отвратительным дорогам, маленькие, плохо освещенные залы, и здоровая злость на устроителей подобных спектаклей в данное время были самым подходящим выходом. Правда, публика всегда была более благожелательна. После спектаклей нам дарили полевые и садовые цветы, корзины с ягодами и яблоками, если позволял сезон, а также огромные, как зонтики шапки подсолнухов. Правда, в конце июня надеяться на яблоки и подсолнухи не приходилось, но я и не настаивала. Лицо к тому времени пришло в полный порядок. Одевшись, я пошла в театр.