Козырная пешка

Оказалось, что первый спектакль мы должны были дать не в глубинке, а в родных стенах для детей из детского дома. Гуц, видимо, перепутала, а может, и нарочно не донесла до меня нужной информации, надеясь отнять у меня не Офелию, так хоть Золушку. Я разрушила ее ожидания, поздоровалась с молодым режиссером Беляковым, который ставил «Золушку» и пошла разыскивать актеров. Спектакль должен был состояться в четыре часа. «Золушка» не блистала особой сложностью, да и играли мы его столько раз, что роли у всех от зубов отскакивали. Ну, а поскольку Беляков в нашем театре особым авторитетом не пользовался, большая часть труппы на репетицию не явилась. Я послонялась по гримеркам, поговорила с Зиной Гуц, которая фальшиво выразила мне соболезнования и отправилась пить кофе. До спектакля было еще более трех часов, так что вдыхать аромат пыльных кулис мне совершенно не хотелось. Не знаю уж, почему во мне видели талантливую актрису, я так совершенно не считала. Не бросали в меня трепет имена классиков, не вдохновляла перспектива быть театральной примы провинциального театра. Была бы Москва… А так…

Спустя два часа я, выпив кофе в маленьком кафе и побродив по магазинам, вернулась в театр. Там царила более оживленная атмосфера. Я пошла к себе в гримерку, по дороге заглянув в апартаменты напротив. У зеркала сидел Колька Бреусов и мазал лицо белым гримом. Колька тоже был из молодых актеров. Ему доставались преимущественно эпизоды. Со мной в спектаклях, например, он по очереди играл третьего гнома Белоснежки, могильщика в «Гамлете» и скомороха на ряде корпоративных вечеринок. Самой большой его удачей была роль Кота в сапогах, где я играла принцессу.

– Привет, – оскалился он. – Как поживает самая богатая актриса нашего театра?

– Хреново, – ответила я. – Синяки сошли, проблемы остались.

Колька повернулся ко мне. Левая часть его лица уже была выкрашена в белый цвет грубыми и неаккуратными мазками, правая осталась нетронутой, отчего его некрасивое лицо приобрело зловещее выражение, особенно когда он так скалился.

– Да ладно тебе, перемелется, – философски заметил он. Колька меня уже достаточно хорошо знал и догадывался, что делиться своими проблемами я не намерена.

– Что у нас нового? – осведомилась я.

Колька снова повернулся ко мне и захихикал.

– Шалаева сошла с ума, – доложил он.

– Да ладно, – саркастически усмехнулась я, – этого бы все равно никто не заметил. Что случилось на этот раз?

– Она как всегда возомнила себя Джулией Ламберт, – доложил Колька.

– И только то? – разочарованно протянула я. – Что, опять доставала из лифчика красный платок?

– На этот раз она решила, что ее имиджу требуется молодой любовник, – хихикнул Колька.

Я с размаху села на табурет.

– Господи, и кому же так не повезло?

– Угадай, – хихикнул Колька, растянув рот до ушей, отчего стал сильно смахивать на Буратино. Ну, еще бы, с таким-то носом….

– Неужели?.. – изумилась я.

Колька хихикнул и начал рассказывать. Стареющая театральная прима давно скучала, мечтая вновь потрясти закулисье громким скандалом. Отнимать роли у меня было уже бессмысленно. Тогда она, в очередной раз вспомнив о своем идеале, решила, что ей нужен молодой любовник. Взять его вне театра было особенно негде. Поклонники Шалаевой вымирали как мамонты, последний признавался в любви диве лет двадцать назад. Даже цветы чета Шалаевых себе покупали самостоятельно, а потом подговаривали старых приятелей дарить их на спектаклях.

Осознав, что привлечь человека стороннего Шалаевой не удастся, она решила покопаться в своем ближнем окружении. Колька был выбран по принципу научного тыка, когда остальные кандидаты в ужасе от подобной перспективы попрятались по щелям. Молодого и не слишком востребованного актера Шалаева решила продвигать вперед, надеясь, что тот отблагодарит ее со всей пылкостью молодого растущего организма.

Однако Колька прильнуть к морщинистым персям не торопился. Умильные взгляды его смешили, комплименты не слишком радовали, особенно если учесть, что Шалаев стал на него смотреть зверем и урезать и без того маленькие роли до совершенно микроскопических. Шалаева же, по примеру своего идеала, начала задаривать Кольку подарками.

– Она решила меня купить, – ехидно изрек Колька. – Угадай чем?

Я глубоко задумалась.

– Так… Джулия Ламберт дарила своему любовнику украшения, золотой портсигар… Обставила по своему вкусу квартиру… Что же могла предложить тебе наша секси-леди? Денег у нее кот наплакал, на зарплату особенно не разбежишься… В ее квартире я была как-то года три-четыре назад, там тоже особым шиком не пахло…

Я схватилась за сердце.

– Колясик, она подарила тебе свою искусственную челюсть? Или те бусики из искусственного жемчуга, облезшие еще при социализме?

– Не… Все куда запущеннее. Она решила подкупить меня пирожками.

– Пирожками?

Мне стало плохо.

– Надеюсь, ты их не ел? – сурово спросила я. – Я же была у нее на обеде. Так хуже ее супчика-болотца я не ела ничего и никогда, даже в момент своей глубокой нищеты.

– Чего бы не поесть? – пожал плечами Колька. – Пирожки то из нашего буфета, хотя она уверяла, что пекла сама.