Козырная пешка

– И никто ни разу его не навестил, – ядовито вставила Агата.

– …Но потом ее накрутили просто. Она прилетела ко мне, как всегда поддатая. Орала, как припадочная, что на самом деле Вовку отравили, и, наверное, ты. Говорила, что нам надо потребовать эксгумации, чтобы вывести тебя на чистую воду. Я, естественно отказалась. А еще через два дня ее Мишка привез, в хлам пьяную. Кто-то еще с ними в машине был, я не видела толком, но вроде бы адвокат, который у нотариуса был, тощий такой, с крысиной мордой. Мишка в дом входить не стал. А Любка влетела с сенсационной новостью. Сказала, что Вовка жив еще и нам надо эксгумацию потребовать. Мол, в гробу чужой человек лежит.

– И ты не пыталась ее переубедить?

– Да говорила я, что все это чушь. Что же я, родного брата не узнаю? Чай не в закрытом гробу его хоронили. Да только она слушать не хотела. От меня требовала заявление написать в прокуратуру, только я отказалась. Не хотела я в этом участвовать.

– Чего ж Алисе то не позвонила? – усмехнулась Агата. Варвара смутилась.

– Сама не знаю. Сестра все ж таки… Совсем она мне голову задурила этой эксгумацией. Я подумала, раз я согласия не дам, Алиса подавно не даст и у Любки ничего не получится. Кто ж знал, что она это все как-то провернет? Видать, блат у нее какой-то в прокуратуре…

– Да уж, – неопределенно сказала я и залпом допила остывший чай.

Варвара посидела еще минут десять, а потом ушла, окрыленная вестью, что я не собираюсь чинить препонов в продаже унаследованного «Ауди». Агата убирала со стола, я же тупо жевала яблоко.

– Халявщики, – ядовито сказала Агата, ни к кому, в общем, не обращаясь. – Когда Вовка в первый раз в больницу попал, кто кроме тебя и меня там был?

– Женька была, – усмехнулась я. – Я как-то опаздывала с репетиции и попросила ее заехать. Он телефон просил и компьютер. Так что трое нас.

– Вот именно. Жена, бывшая теща и подружка жены. А сестры родные, племянники даже не почесались. Когда Ладка с аппендицитом в больнице оказалась, ты да я туда через день носились. А это все ж таки Любкина дочь. Только ее я что-то в больнице не видела. Как и у Вовки. Он умирал в больнице, а они даже попрощаться не захотели.

– Ну, тогда ведь ничего не было известно…

– Да какая разница? Зато когда наследство делили, ни у кого отговорок не нашлось, что мол, некогда им приехать. Все как один слетелись, воронье проклятое. Вот и сейчас Варька прилетела, про машину речь завела.

– Так машину-то ей Володя оставил, чего уж тут говорить. Она могла и вовсе не приезжать и потом передо мной не оправдываться.

– Да ей перед собой оправдаться хотелось, – сказала Агата и со звоном задвинула тарелку в сушку. – Мол, порядочная она, честная. Неужели ты думаешь, что если бы ты сейчас сказала, что против продажи, они бы машину не спихнули?

– Не хочу я об этом говорить, – каменным голосом сказала я.

– Да и я не хочу. В гробу бы я эту семейку видала.

Настроение, и без того испорченное, и вовсе полетело ко всем чертям. Не помогла даже Женька, прилетевшая почти в одиннадцать вечера с какой-то глупой комедией, хитом этого сезона. Я сидела, тупо уставившись в экран и кутаясь в плед, не понимая ни слова. Оставив Женьку и Агату досматривать фильм, я ушла в спальню и долго лежала, уставившись в потолок, пока не уснула.

Что-то звякнуло, и я тут же открыла глаза, как будто и не спала. Электронные настольные часы светились ядовитым оранжевым глазом, дрожа и подмигивая. Женька, скрючившись, сопела на диване, выставив из-под одеяла молочно-белую ногу. Я повозилась и снова закрыла глаза, решив, что мне померещилось.

Снова звякнуло. Я подскочила и уставилась на дверь. Она была открыта. Я вообще не люблю закрытых дверей в помещении. Агата тоже дверей не закрывает, делая исключение только для входных, ей все кажется, что душно. Мы даже в ванной моемся, не запираясь. Я по привычке, а Агата боится, что если ей вдруг станет плохо, я не смогу ей помочь.

В открытой двери не было видно ни одного отблеска света. Мне показалось, что звуки доносились с кухни, но лампа не горела ни в коридоре, ни на кухне. Женька спала под боком, а Агата, не любившая лестниц, на первом этаже, но вряд ли бы она, решив, к примеру, попить, не зажгла бы свет.

Снова звякнуло, потом что-то скрипнуло, привычно и знакомо. Я почувствовала, как волосы поднимаются дыбом.

В доме был чужой, и он поднимался по лестнице.