Козырная пешка

– Если тело Володи выкопали без всяких оснований, то и в нашу самооборону могут не поверить, – скривилась я. – Если бы не последние события, я не задумываясь вызвала бы милицию, тем более, что там давно лежит мое заявление о том, что на меня напал именно он. Но после всего этого я нашей родной милиции не доверяю. Упекут меня, и не посмотрят, что я всего лишь оборонялась.

– Его могла я ударить, – отважно сказала Женька. – Давай скажем, что это я проснулась и огрела его по башке?

– Давай. Сядем все. Менты будут только рады загрести побольше народу. И Агату до кучи, вон у нее кочерга в руке. Может, это она его по темечку тюкнула?

– Ты права, – неожиданно твердо сказала Агата. – Нам вполне могут и не поверить. Дело сфабриковать – раз плюнуть. Мужика этого выдадут за твоего полюбовника, который отравил Володю. Женьку сделают соучастницей, а меня – содержательницей притона.

– Чушь какая, – нервно выкрикнула Женька. – Да кому это надо?

– Тому, кто считает, что деньги у Алисы. Ее посадят в камеру, и будут измываться, пока она не скажет, куда спрятала деньги. А заодно и над нами. Никто сейчас не верит, что она ничего не брала. И там никто не поверит. А потом, когда от нас ничего не добьются, нас пристрелят при попытке к бегству, или мы вдруг оптом решим покончить с собой. Дело закроют. Все счастливы, зрители расходятся по домам.

Покойник в наших дебатах не участвовал. Он смирно лежал и смотрел в потолок. Кровавая лужа расползалась по комнате. Агата брезгливо переступила на месте, потом нагнулась и загнула угол ковра. Я, очнувшись, приволокла швабру и ведро с водой. Бросив тряпку на пол, я с отвращением смотрела на труп.

– От него надо избавиться, – прерывающимся голосом сказала Агата. Лицо ее было совершенно серым. – Нельзя допустить, чтобы кто-то узнал, что он умер здесь.

– Как… как избавиться? – запинаясь, спросила Женька.

– Вывести из дома и закопать, – хмуро ответила я. – Тогда его никто не найдет. Можно вывести в лес и бросить там, но до нормального леса далеко, там два поста ГАИ, а в посадках его найдут грибники.

– Около моего дома есть колодец без крышки, – сдавлено предложила Женька. – Можно туда.

– Там его увидят. Да и ты рядом живешь.

– В реку, – решительно сказала Агата. – Сунем его в мешок, пару камней туда же и концы в воду.

– В реку?

– В реку. Ничего сложного. Сейчас ночь, движения никакого нет. Главное, чтобы менты по дороге не вздумали вашу машину проверить.

– Если нас прихватят с трупом в багажнике, мы никогда в жизни не отвертимся, – возразила Женька.

– А мы и так не отвертимся. Давайте-ка, за дело. Упакуем его в какую-нибудь тряпку, сунем в багажник и бросим с моста.

– Где мы на мосту камни возьмем? – резонно возразила я.

– Действительно… Женечка, сбегай в кладовку, там, на большой зеленой кастрюле два куска гранита. Тащи их сюда.

– Обелиск себе готовите? – съязвила Женька.

– Дура. Капусту я квашу, а ими крышку придавливаю.

Женька унеслась в кладовку и чем-то там загремела. Агата обессилено уселась на табурет, глядя на труп. Меня затошнило, руки ходили ходуном., губы затряслись. Агата взглянула на меня и сразу все поняла.

– Иди, поищи, во что его можно завернуть. В сарае был рулон целлофана.

Я не тронулась с места. Из-под головы трупа снова побежали багровые ручейки, только на этот раз в красные реки впадали какие-то желтоватые струйки. Агата ткнула меня кулаком в спину.

– Иди, не смотри на него!

Я и пошла. Точнее сказать, шагом я продефилировала всего метра полтора, а потом пулей вылетела на улицу, едва не снеся по дороге возвращающуюся с балластом Женьку. До уличного туалета я не добежала, и весь мой ужин выплеснулся прямо на газон с портулаком. Организм толчками выплескивал из себя все, что ему казалось лишним. Когда отрыгивать было уже нечем, я упала на грядку и заплакала.

Не знаю, сколько я так пролежала. Наверное, пару минут, не больше. Подняла на ноги меня мысль, что Агате приходится гораздо труднее, чем нам с Женькой, а она держится молодцом. Я встала, сделала несколько неверных шагов в сторону бочки с водой и сунула в нее голову. Мелькнула даже шальная мысль открыть рот и сделать глубокий вдох. Вот так бесславно бы и закончилась карьера молодой актрисы Мержинской, утонувшей в собственной бочке. Прямо помещица Троекурова в усадьбе, утопленная холопами за жестокое обращение. Я рассмеялась, изо рта вырвались пузыри и заклокотали по поверхности воды.

Когда я вошла в дом с рулоном целлофана в руках, Агата, стоя на коленях, рылась в карманах покойника. Женька с зеленым лицом опиралась на стену и всем своим видом выражала желание немедленно скончаться.

– Ты чего? – встревожилась я. – Что ты рассчитываешь там найти?

– Не знаю, – раздраженно бросила Агата, ни на минуту не прекращая своего занятия. – В дом-то он как попал? Я дверь лично заперла. Женька уже все окна проверила – все заперто. Он мог только в дверь войти, а она, похоже, не взломана.