КПСС у власти

«Революционная диктатура», на которой настаивали левые эсеры, происходила из тех же источников, из того же крайнего крыла народничества, откуда Ленин черпал свою страстную волю к насильственной революции даже тогда, когда в стране был установлен демократический правовой строй. Вот почему при защите этого положения Ленин не постеснялся печатно заявить, что из 10 тысяч человек, которые читали или слыхали об «отмирании государства, 9990 совсем не знают или не помнят что Энгельс направил свои выводы … не только (выделено Лениным. — Н.Р.) против анархистов. А из остальных десяти человек, наверное, девять не знают, что такое „свободное народное государство“ и почему в нападении на этот лозунг заключается нападение на оппортунистов»[11]. Несколькими строками дальше Ленин признает, что лозунг немецкой социал-демократии — «свободное народное государство» и был лозунгом демократической республики. Все самоуверенные утверждения о том, что среди 9999 (все, кроме Ленина!) «не знают или не помнят» работ Маркса и Энгельса, понадобились Ленину для того, чтобы обосновать допустимость насильственного захвата власти тогда, когда установление в России самой демократической, свободной республики стало историческим фактом.

И, несмотря на все это, по традиции, продолжавшей жить в 1917 году, большевики и левые эсеры рассматривались, принимались в политическом спектре сил революционной демократии как свои люди, как часть целого, как союзник в борьбе с реакцией, чудившейся деятелям 1917 года чуть ли не за каждым углом.

Это отношение выражалось во всевозможной помощи и поддержке, оказанной революционной демократией большевикам в первые месяцы 1917. года и было одной из главных причин, почему из распадавшейся во время войны ленинской группы быстро и сравнительно легко возродилась большевистская партия.

Глава 3 Партия и Февральская революция

Ко времени Февральской революции большевистской партии фактически не существовало. Война, пишет Г. Зиновьев, «повлекла за собой почти полный разгром партии … Партии, как целой организации, в то время не было … Февральская революция застала наш Центральный Комитет частью за границей, частью — в тюрьмах и в ссылке. Партии как бы не существовало; она была разбросана и разбита».

Характеризуя роль партии в Февральской революции Зиновьев в 1923 году говорит: «Она не сыграла решающей роли в Февральскую революцию, да и не могла сыграть, потому что рабочий класс был тогда настроен оборончески..».[12]

Какова была действительная численность партии к этому времени? Для истории установления коммунистической диктатуры в России вопрос этот имеет немаловажное значение и недаром он фальсифицирован и запутан не только в СССР, но и за границей. Как на один из многих примеров того, что даже в условиях свободы в качестве ответа на этот вопрос приводятся самые фантастические цифры, можно указать на объемистую монографию американского профессора М. Файнсода, часто слепо цитирующего наименее ценные советские источники без какого-либо критического анализа. В своей книге профессор Файнсод[13] приводит численность партии на 1 января 1917 года в 23 600 человек, заимствуя эти данные из истории партии Бубнова, вышедшей в XI томе БСЭ 1930 года. Ссылаясь на Бубнова, американский профессор забывает, что в 1930 году фальсификация истории партии шла уже полным ходом, что ясно видно из материалов вышедшего в 1929 году сборника «К пятидесятилетию тов. Сталина», авторами которого были тогдашние члены Политбюро ЦК ВКП(б).

Вопрос о численности партии во время Февральской революции поднимался не раз и раньше.

В своей книге, вышедшей в Берлине в 1922 году Д. Далин, ближайший участник событий и наблюдатель жизни партии 1917 года, ответил на этот вопрос весьма осторожно:

«С каким человеческим багажом вступила большевистская партия в революцию?» — спрашивает Далин и отвечает: «Это было несколько тысяч человек, оставшихся от революции 1905 года, отчасти в эмиграции, по большей части в России. Сколько их было? Конечно, никто не скажет, но, безусловно, не более пяти-десяти тысяч, из них не меньше трети интеллигенции»[14].

Весьма характерно, что эти слова Д. Далина приводятся Зиновьевым в его докладе «Об укреплении партии» на XI съезде. Этот доклад Зиновьев сделал от имени ЦК и, следовательно, он был предварительно одобрен Лениным. Более того, доклад Зиновьева был не чем иным, как продолжением и развитием последнего отчетного доклада «вождя».

Вначале Зиновьев уклоняется от прямого ответа на вопрос, поставленный Далиным, вместо того он предпочитает дать осторожный отзыв — «Разумеется в этом заявлении, — говорит он в своем докладе по поводу книги Далина, — есть зерно истины. Действительно, наша партия вступила в революцию по количеству будучи очень небольшой»[15].