- Я здесь, - сказал Крабат. - Но я не могу долго оставаться - меня ждут на мельнице.
- Мне тоже надо домой, - сказала Запевщица. - Мы ещё увидимся?
Она опустила кончик шали в кувшин с пасхальной водой - и, не говоря не слова, смыла Крабату пентаграмму со лба: очень аккуратно и без спешки, как будто это само собой разумелось.
Парень почувствовал, словно она клеймо с него сняла. И Крабат был ей бесконечно благодарен: что она есть и что она стоит напротив него и на него глядит.
Не под солнцем, не под луной
Лобош спал под кустами на опушке. Когда Крабат разбудил его, он сделал большие глаза и спросил:
- У тебя?
- Что?
- Нож!
- А, да, - сказал Крабат.
Он показал ему нож Тонды и дал лезвию выскочить - оно было чёрным.
- Тебе его надо отшлифовать, - заметил Лобош. - И хорошенько смазать жиром - лучше всего собачьим жиром.
- Да, - сказал Крабат. - Надо бы, наверно.
Затем они заторопились домой и столкнулись на полпути с Витко и Юро, которые были у креста убитого и тоже припозднились.
- Нда, - заметил Юро, - успеем ли до дождя? - с этими словами он взглянул на Крабата так, будто недосчитался у него чего-то.
Пентаграмма!
Крабат перепугался. Если он без знака вернётся на мельницу, у Мастера обязательно возникнут подозрения, неминуемо. Тогда может плохо прийтись им обоим, Запевщице тоже. Крабат покопался в кармане в поисках кусочка угля - но его там не было, он знал.
- Идём! - поторопил Юро, - пока мы не получили по шапке! Бежим, бежим!
В тот миг, когда парни выбрались из леса и побежали к мельнице, погода разбуянилась. Порыв ветра сорвал у Витко и Крабата шапки с головы, припустил такой ливень, что Лобош взвизгнул. Мокрые как мыши явились все четверо на мельницу.
Мастер ожидал их, полный нетерпения. Они склонились под воловьим ярмом, они получили пощёчины.
- Где у вас знак, чёрт возьми?
- Знак? - сказал Юро. - Вот он, - и показал на свой лоб.
- Нет там ничего! - крикнул Мастер.
- Значит, проклятый дождь его смыл...
Мельник колебался одно мгновенье, казалось, обдумывал.
- Лышко! - велел он затем. - Принеси мне из очага кусок угля - и шевелись!
Грубыми штрихами он начертил всем четверым над переносицей пентаграмму, что обжигала их кожу как огнём.
- За работу!
Этим утром им пришлось вкалывать дольше и тяжелее, чем обычно, минула целая вечность, прежде чем и у них четверых знак на лбу смылся. Но вот теперь миг настал - в этот раз тоже - и Лобош, маленький Лобош, сумел вдруг взмахнуть полным мешком над головой.
- Ура! - крикнул он. - Только посмотрите, как легко у меня пошла работа! Только посмотрите, какой я стал сильный!
Парни проводили остаток дня за пасхальными пирожками и вином, за песнями и плясками. Рассказывались истории, и про Пумпхута тоже, а Андруш, когда уже изрядно напился, толкнул речь, смысл которой заключался в том, что все мукомолы славные парни, а всех мастеров нужно гнать к чёрту, в самое пекло.
- Давайте выпьем за это! - воскликнул он. - Или кто-то тут другого мнения?
- Нет! - вскричали все и подняли стаканы, только Сташко заверил во всё горло, что он против.
- Гнать к чёрту? - крикнул он. - Пусть Сатана сам придёт и заберёт мастеров к себе! Пусть он им по одному свернёт шею - крак! - вот моё мнение!
- Твоя правда, браток! - Андруш обнял его. - Твоя правда! Побери чёрт всех мельников - а нашего в первую очередь!
Крабат отыскал себе место в углу, достаточно близко к остальным, дабы никто не мог его обвинить, будто он отмежёвывается, и всё же он был здесь больше сам по себе, с краю заварушки, и пока парни пели, и смеялись, и вели громкие речи, он думал о Запевщице: как она встретила его этим утром, по пути домой, и как они стояли рядом и разговаривали друг с другом.
Каждое её слово мог припомнить Крабат, каждое её движение, каждый её взгляд, и он мог бы ещё часами сидеть в своём углу и думать о ней, не замечая, как бежит время, если бы Лобош не уселся рядом с ним на скамейку и не подтолкнул его.
- Мне надо кое-что у тебя спросить...
- Да? - сказал Крабат, стараясь не показывать раздражения.
Лобош был полон тревоги.
- Что Андруш тут только что говорил - и Сташко! Если дойдёт до ушей Мастера...
- А, - бросил Крабат. - Это же просто дурацкие пустые речёвки, разве ты не замечаешь?
- А мельник? - возразил Лобош. - Если Лышко ему об этом расскажет... Представь себе, что он с ними обоими сотворит!
- Ничего он с ними обоими не сотворит, вообще ничего.
- Ты же сам в это не веришь! - крикнул Лобош. - Он этого никогда не потерпит!
- Сегодня вполне, - сказал Крабат. - Сегодня нам можно ругаться на Мастера, прочить ему чуму и холеру в живот - или даже сатану, как ты слышал; за это он на нас сегодня не обидится, напротив.
- Нет? - спросил Лобош.
- Кто раз в году даст выход своей злости, - сказал Крабат, - тот в остальной год куда легче подчинится во всём, чего от него ни потребуют - а такого, как ты заметишь, на мельнице в Козельбрухе великое множество.