- Я тебе ведь уже обещал, что однажды о них расскажу.
Пока он рассказывал Лобошу о своих друзьях, ему стало ясно, что сам он между тем оказался на месте Тонды - по меньшей мере для этого мальчика, что сидел напротив него, по другую сторону костра.
Изначально он собирался ничего не рассказывать Лобошу о конце Михала и Тонды - никаких подробностей, в любом случае, но чем дольше он говорил о них обоих, а также о Воршуле, что лежала в могиле на кладбище в Зайдевинкеле, и о том, как Тонда утверждал, будто мукомолы из Козельбруха приносят девушкам беду, - чем дольше он говорил, тем более очевидным ему казалось, что парнишка тоже имеет право узнать обо всём, от чего Крабат хотел его оградить вначале.
Так и получилось, что Крабат рассказал ему всё, что было рассказать. Только о тайне лезвия ножа он не упомянул ни словом, чтобы не рисковать колдовской силой, что в том жила.
- Ты знаешь, - спросил Лобош, - кто виноват в смерти Тонды и Михала?
- Я догадываюсь, - сказал Крабат. - И если моё подозрение подтвердится, я отплачу.
Около полуночи пошёл слабый дождь. Лобош натянул одеяло на голову.
- Не делай так! - сказал Крабат. - Тогда ты не сможешь услышать колоколов и пения в деревне.
Немного позже они различили, как вдали зазвонили пасхальные колокола, и услышали голос Запевщицы в Шварцкольме - голос Запевщицы и, на смену ему, других девушек.
- Звучит красиво, - сказал Лобош спустя какое-то время. - Чтобы это услышать, можно и под дождём помокнуть.
Следующие часы они провели молча. Лобош понял, что Крабат не хочет разговаривать и не хочет, чтоб ему мешали. Лобошу не сложно было последовать его примеру. Того, что он узнал о Тонде и Михале, хватало, чтоб обмысливать полночи и даже дольше.
Девушки пели, колокола звучали. Через некоторое время снова перестал идти дождь - Крабат этого не заметил. Для него не существовало ни дождя, ни ветра в этот час, ни тепла, ни холода, никакого света и никакой темноты, - для него сейчас существовала только Запевщица, её голос и воспоминание о том, как сияли её глаза в свете пасхальной свечи.
На это раз Крабат решил не уходить снова из себя. Разве Мастер не учил их искусству говорить в мыслях с другим человеком "так, чтобы он мог слышать слова и понимал их, как если бы они исходили от него самого"?
Незадолго до утра Крабат проговорил новое заклинание. Он сосредоточил всю силу, что была в его сердце, на Запевщице, пока не поверил, что теперь чувствует её - и тогда он заговорил с ней.
"Кто-то просит тебя, Запевщица, чтоб ты его выслушала, - сказал он. - Ты его не знаешь, но он знает тебя уже давно. Если ты в это утро набрала пасхальной воды, то устрой на обратном пути так, чтобы ты приотстала от других девушек. Ты должна идти одна с кувшином воды: кто-то хочет тебя встретить - и ему не хотелось бы, чтоб это происходило у всех на глазах, потому что нечто касается только тебя и его, и больше никого в мире".
Трижды воззвал он к ней, всё одними и теми же словами. Потом занялось утро, пение и колокола смолкли. Теперь было самое время научить Лобоша чертить пентаграмму и поставить знаки друг другу с помощью щепок от деревянного креста, Крабат отколол их от основания ножом Тонды и дал им обуглиться в кострище.
Крабат на обратном пути так торопился, будто его честолюбие не допускало, чтоб они прибыли на мельницу не первыми. Лобошу с его коротенькими ногами едва удавалось не отставать.
Недалеко от Козельбруха, у первых кустов, Крабат остановился. Он пошарил в своём кармане, затем схватился за голову и сказал:
- Я его оставил лежать у деревянного креста...
- Что? - спросил Лобош.
- Нож.
- Тот, что ты от Тонды получил?
- Да - от Тонды.
Мальчишка знал, что нож Тонды был единственным, что осталось на память о нём у Крабата.
- Тогда мы должны вернуться, - сказал он, - и его забрать!
- Нет, - возразил ему Крабат и понадеялся, что Лобош не заметит обмана. - Давай я один назад сбегаю, так будет быстрее. Ты можешь пока что посидеть под кустами и подождать меня.
- Ты думаешь? - шпингалет подавил зевок.
- Я думаю так, как я сказал.
Пока Лобош усаживался под кустами на мокрой траве, Крабат поспешил назад к тому месту, мимо которого, как он знал, должны были проходить девушки, когда несли пасхальную воду домой - там он спрятался в кустах.
Спустя недолгое время подошли девушки с кувшинами воды и потянулись длинным рядом мимо него. Запевщицы, Крабат видел это, среди них не было. Значит, она его услышала, и она поняла, о чём он просил её издалека.
Затем, когда девушки исчезли, он увидел, как подходит она. Она шла одна, плотно закутанная в свою шерстяную шаль. Тут он шагнул вперёд и встал перед ней.
- Я Крабат, мукомол из Козельбруха, - сказал он. - Не бойся меня.
Запевщица взглянула ему в лицо, совсем спокойно, как если бы она его ожидала.
- Я знаю тебя, - сказала она, - потому что я видела сон про тебя. Про тебя и про одного человека, который замышлял против тебя зло, - но он не беспокоил нас, тебя и меня. С тех пор я ожидала, что встречу тебя - и вот, теперь ты здесь.