Крабат больше не был прежним Крабатом. В последующие дни и недели он жил не под солнцем, не под луной - не здесь где-то. Он делал, что надо было делать, он разговаривал с парнями, он отвечал им на вопросы - но на самом деле он был далеко от всего, что происходило на мельнице: он был возле Запевщицы, и Запевщица была возле него, и мир вокруг был всё ярче, всё зеленее с каждым днём.
Никогда раньше Крабат не обращал внимания, как много существует всевозможной зелени: сотня оттенков травяной зелени, зелень берёз и ив, между ними зелень мха, иногда с мазком голубоватого, молодая, пылающая зелень на берегах мельничного пруда, на каждой изгороди, на каждом ягодном кусте - и тёмная, сдержанная старая зелень сосен в Козельбрухе, в иные часы мрачная, и зловещая, и почти чёрная, но порой, особенно ближе к вечеру, вспыхивающая, словно в позолоте.
Несколько раз за эту неделю, хотя не очень часто, Крабат и по ночам грезил Запевщицей. Это был в основных своих чертах всегда одинаковый сон.
Они шли вместе через лес или сад со старыми деревьями, было по-летнему тепло, и Запевщица была одета в белую блузу. Когда они проходили под деревьями, Крабат клал руку на её плечо. Она наклоняла голову, так что он чувствовал щекой её волосы. Платок с головы слегка сползал ей на шею, и он хотел, чтоб она остановилась и повернулась к нему, потому что тогда он смог бы поглядеть ей в лицо. Но в то же время он знал, что будет лучше, если она этого не сделает: тогда и никто другой не сможет узнать её, обладай тот некто властью подсмотреть его сны.
От товарищей по работе не укрылось, что с Крабатом что-то произошло, что в корне его поменяло - а Лышко ещё раз предпринял попытку закинуть удочку. Это было на неделе после Троицы. Ханцо поручил Крабату и Сташко наточить мельничные жернова. Они поставили их на козлы около дверей мукомольни и молотками углубляли бороздки, от середины жерновов ведущие наружу. Аккуратно наносили они удар за ударом, чтобы получились острые края. Сташко между делом отошёл, ему надо было поточить своё затупившееся лезвие, на что требовалось время. Тут появился Лышко со стопкой пустых мучных мешков подмышкой. Крабат заметил его только тогда, когда тот остановился возле него и заговорил с ним - Лышко всегда подкрадывался бесшумно, даже когда это совершенно не было необходимо.
- Ну? - спросил он, подмигнув. - Как же её зовут? Она блондинка, или шатенка, или черноволосая?
- Кто? - ответил Крабат вопросом на вопрос.
- Ну - та, - пояснил Лышко, - о которой ты в последнее время всё думаешь. Или ты, может, считаешь, что мы слепые и не замечаем, что она вскружила тебе голову - во сне, может, или так... Я тут знаю одно хорошее средство, чтоб тебе помочь - и ты смог бы с ней встретиться, есть ведь опыт в таком, знаешь ли...
Он огляделся по всем сторонам, затем нагнулся к Крабату и прошептал ему на ухо:
- Тебе надо только сказать мне её имя - и всё дальнейшее я смог бы легко устроить...
- Прекрати! - сказал Крабат. - Не знаю, о чём ты болтаешь. Ты только от работы меня отвлекаешь своими глупостями.
В следующую ночь Крабату снова приснился сон о Запевщице, который он уже знал. Вновь они проходили под деревьями, и вновь был тёплый летний день, только на этот раз они вышли к лужайке, что лежала посреди леса, и когда они выступили из-под деревьев, чтобы пересечь прогалину - по ним скользнула, едва они сделали несколько шагов, тень. Крабат набросил свою кофту Запевщице на голову. "Скорей отсюда - он не должен видеть твоё лицо!" Он отдёрнул девушку назад, под защиту деревьев. Крик ястреба настиг его, пронзительный и резкий, будто нож вонзился ему в сердце - тут он проснулся.
После, вечером, Мастер вызвал к себе Крабата. Нехорошее чувство было у него, когда он встал перед Мастером и увидел направленный на себя взгляд его единственного глаза.
- Мне надо с тобой поговорить, - мельник смотрелся, как судья, в своём кресле, со скрещенными руками и каменным выражением лица. - Ты знаешь, - продолжил он, - что я высокого мнения о тебе, Крабат, и что в Тайной науке ты можешь добиться кое-чего такого, что никому из твоих товарищей не под силу. Но всё же в последнее время меня посещают сомнения, могу ли я тебе доверять. У тебя есть тайна от меня, ты скрываешь от меня что-то. Разве не умнее было бы держать передо мной ответ добровольно, не заставляя меня за тобой шпионить? Скажи мне откровенно, в чём дело - а после давай обдумаем, как мы вместе могли бы поступить для твоего блага: для этого ещё есть время.
Крабат не колебался ни мгновения с ответом.
- Мне нечего сказать тебе, Мастер.
- В самом деле нет?
- Нет, - сказал Крабат твёрдым голосом.
- Тогда иди - и не жалуйся, если у тебя будут неприятности!
Снаружи в сенях стоял Юро - казалось, там он поджидал Крабата. Теперь Юро потянул его на кухню и закрыл за собой дверь.
- У меня тут кое-что есть, Крабат...
Юро всунул какую-то вещь ему в руку: маленький, высохший корешок на петле из перекрученной тройной верёвки.
- Возьми это - и повесь его себе на шею, иначе поплатишься головой за свои сны.
Сюрприз