Крабат, или Преображение мира

Появляется слуга с сервировочным столиком.

«Виски или фруктовый сок? — спрашивает шеф, и, когда я выбираю виски с соком, он добавляет: — Я, с вашего разрешения, только сок, в это время дня я не употребляю алкоголя».

«Восстание, — повторяет он, — я надеюсь, бургомистр знает, что ему делать. Вы из прессы?»

«Это я из прессы», — вмешивается Букя и точно воспроизводит характерную для журналиста мину, в ней нагловатое всезнайство и знающая пределы пронырливость. Шеф подзывает слугу: «Выведите этого человека вон».

Букя, не сопротивляясь, дает себя вывести, это меня удивляет.

«В детский день я не хочу видеть газетчиков, — объясняет шеф, — и не хочу слышать о делах. — Надеюсь, вас привели ко мне не дела?»

«Вы в четыре раза повысили цену на воду», — говорю я с нажимом.

«Несколько недель не было дождя, и все метеорологи предсказывают, что лето будет очень засушливым, — отвечает шеф, — спрос на воду стремительно возрастет».

«Я понимаю. Вы хотите приучить людей бережно обращаться с водой?»

Он смеется: «Это их забота. Я хочу, чтобы они платили мне четыре талла».

Он откидывается назад и отпивает глоток фруктового сока рубинового цвета. В моем бокале жидкость изумрудно-зеленого цвета и чудесного вкуса.

«Если вы опасаетесь нехватки воды, зачем вы так ее расходуете в вашем саду», — спрашиваю я.

«Я опасаюсь нехватки воды? — В его голосе удивление. — Мои источники абсолютно надежны».

«И приток воды постоянен?»

«По меньшей мере!»

Вновь появляется Букя, его никто не прогоняет. Он стоит у меня за спиной. «Не делай такого глупого лица, — шепчет он мне, — шеф не выносит глупости». «Но зачем же вы тогда повышаете цену?», — спрашиваю я и пытаюсь сделать лицо, как у математика, который объясняет ученику младших классов, что такое нуль и бесконечность. Маленькая девочка Лиана выходит из дома и тихонько подходит к нам. Шеф вздыхает, его вздох относится не к дочке, а ко мне.

«Может быть, вы интересуетесь утками?» — спрашивает он.

Меня интересует он, даже когда кормит уток. Девочка берет нас за руки, и мы идем. Букя усаживается на стол и играет на своем саксофоне мелодию из Седьмой симфонии Бетховена: он пародирует общий настрой, педалирует не те места, что надо, вставляет даже мелодии детских песенок.

Шеф возвращается к моему вопросу.

«Во-первых, потому, что, как я уже сказал, возрастает спрос, — отвечает он мне устало, сдерживая раздражение. — Во-вторых, потому, что владелец источников — мы с вами их посмотрим, — по всей вероятности, не сегодня-завтра потребует полталла себе. Бургомистру тоже придется дать полталла, в противном случае он не может гарантировать охрану моего имущества. Услуги полиции тоже не обходятся даром, и в конце концов резко возрастут все цены, начиная с хлеба и кончая водой, необходимой для моего сада. Поверьте мне, все скалькулировано с точностью до одного пфеннига, и в этих условиях я не уверен, что смогу сохранить бесплатное водоснабжение больницы».

Вопрос о снабжении водой больницы, кажется, и впрямь тревожит его.

Утки плавают в бассейне причудливой формы, облицованном белым туфом. Завидев маленькую девочку, они так громко крякают, что я не слышу ни мелодии, которую играет Букя, ни слов шефа, но по его жестам догадываюсь, что он представляет мне любимцев своей дочери, называя по-латыни породу каждой утки и ее цену. Возможно, что те цифры, которые я все же разбираю, относятся к краскам оперения или к численности потомства у одной парочки.

За зеленой в два человеческих роста бамбуковой стеной, окружающей бассейн с трех сторон, — площадка для гольфа, там стоит вертолет. Шеф в нерешительности переводит взгляд с вертолета на свою прелестную дочку, кормящую уток.

Я смотрю на хлеб: маленькие розовые ручки вынимают его из корзиночки, кусочки хлеба летят по воздуху, падают в прозрачную, как стекло, воду и исчезают в клювах великолепных уток.

Хлеб станет дороже, думаю я, потому что станет дороже вода. Подорожает все, что нуждается в воде: салат, рубашка, билет на поезд, почтовая марка, футболисты, тореро, бургомистр, молоко, слуга шефа: а раз слуга, то и ложь; а раз рубашка, то и любовь; раз бургомистр, то и смерть; и раз салат, то и правда. И поскольку цены вырастут, шеф скажет: в таком случае должна подорожать и вода, и вода снова станет дороже, и еще больше будет стоить хлеб, и голубые горошины на белом, платьице маленькой девочки, и холодный пот, и ночные заботы, и проклятье, и глупость, и шеф, невероятно дорогим станет шеф.

Подешевеют только люди: бургомистр, тореро, футболист, полицейский, дешевой станет человеческая жизнь, но жить будет дорого.

Я решил вмешаться и сделать так, чтобы людьми управлял разум. Букя соскакивает со стола и одним прыжком оказывается рядом со мной.

Мы набираем высоту, Букя в фуражке пилота с золотым кантом небрежно управляет машиной, зеленый цветущий парк под нами становится все меньше, он кажется еще прекрасней на фоне грязно-серого города.