Крабат, или Преображение мира

Теперь горожане столпились вокруг букмекеров. Выигрыши были невелики, поскольку большинство участников заранее сделали ставку на поражение своих кандидатов, которых они сами выбрали и во все горло старались поддержать.

Новый бургомистр тут же на площади назначил спортсмена Мунка советником по жилищным вопросам, главу гильдии мясников — советником по народному образованию, а филолога Сартори — комиссаром по ценам и заработной плате. Все три назначения были встречены бурными аплодисментами, а несколько самых уважаемых горожан в порыве энтузиазма даже внесли в ратушу на своих плечах трех только что избранных правителей города, в том числе и толстяка Фаллориана.

Якуб Кушк в сердцах уже открыл было рот, чтобы напрямик спросить нищего, знает ли хоть кто-нибудь в городе, что у этой досточтимой троицы глаза настоящие, но вдруг заметил, что воробей, взлетевший в тот момент, когда нищий нарисовал круги на тротуаре, а потом испугался и хотел их стереть, всего два-три раза взмахнул крыльями: значит, время почти стояло на месте.

Крабат примирительно положил руку на плечо друга, словно желая его предостеречь, и сказал нищему: «Вол сидит на дереве, целый день умещается в спичечном коробке — все на свете относительно. Часы перемалывают время, мельница отсчитывает урожай, кровать служит опарой, а хлеб замешивают в гробу. Или наоборот. Все можно вывернуть наизнанку, главное, чтобы у тебя были хлеб, кровать и гроб. У кого хлеб, тот бог для тех, у кого его нет».

Нищий, вначале немного смутившийся, теперь оправился и весело подхватил:

«И если у тебя есть брачное ложе, то и невеста найдется. И если у тебя есть гробы, то чужие слезы обратятся в вино на твоем столе. Старо как мир! На этом держится жизнь. Там, — он показал на два высоких здания без окон, — все это известно. Ракиа печет хлеб для всего города. А Эрасмунт производит только кровати и гробы, лишь он один во всем городе. У него погреб полон самых лучших вин, а уж насчет женщин… Сам он похож на обглоданную селедку, но известно, что супружеской кровати не приобретешь, пока невеста не даст ему задаток».

От городских ворот к главной площади тянулся длинный караван тяжело нагруженных ослов.

«Фаллориан, наш бог торговли, видимо, опять заключил выгодную сделку, — тоном экскурсовода сказал нищий и вдруг ехидно ухмыльнулся. — Кстати, только одних ослов впускают в город, не заставляя сдавать глаза на хранение».

Якуб Кушк спросил его с такой же ухмылочкой: «А почему бы тебе не принять участие в игре и не стать, например, бургомистром?»

Нищий подумал немного, потом пожал плечами.

«Уж ты скажешь тоже! Мне — бургомистром! Зачем, скажи на милость, для чего? Да мне и некогда. «Волшебная лампа» съедает уйму времени, ведь трактир принадлежит мне. Зря, что ли, я городской нищий? Любому городу нужен свой нищий, без него счастье горожан было бы неполным. И мое жалованье стоит у казначея отнюдь не в самом конце выплатной ведомости!»

«Но на самом деле, — продолжал он, уже на ходу, — все гораздо сложнее, чем кажется вам, зрячим, и проще пареной репы, как кажется им, незрячим. И если не принимать близко к сердцу, то иногда даже забавно взглянуть на все это одним глазком. — Он рассмеялся, заметив невольный каламбур. — Теперь мне и впрямь пора взглянуть одним глазком на свое хозяйство. Само собой разумеется, что вы — мои гости».

Глава 6

Трактир «Волшебная лампа Аладдина» располагался в узеньком заасфальтированном тупичке — там, где сходились городская стена, замок и фабричная ограда. Над тяжелой сводчатой дверью из мореного дуба, которая вела в трактир — а в него упирался тупичок, — медленно вращался, мерцая то красным, то зеленым, большой кованый фонарь; он был соединен с музыкальным ящиком, из которого раздавалась какая-то странная, словно вихляющая мелодия, настолько резавшая слух, что Якуб Кушк в ужасе зажал уши руками.

Нищий улыбнулся и, войдя в дверь, которая сама собой распахнулась перед ними, нажал на какую-то кнопку. Фонарь начал вращаться в обратную сторону, и звуки сложились в мелодию танца из оперы «Калиф Багдадский». Через несколько тактов нищий снова переключил ящик на обратный ход. «Приевшиеся вещи вновь становятся привлекательными, если подойти к ним с обратной стороны, — заметил он. — Эта житейская мудрость, кстати сказать, основа моего увеселительного заведения».