Читаем Крабат, или Преображение мира полностью

Не только манера говорить и двигаться, но и весь его облик изменились до неузнаваемости: нищий остался за дверью, а перед ними стоял уверенный в себе хозяин дома, скупым жестом приглашая гостей войти внутрь. Они вошли и увидели просторное помещение, сильно смахивавшее на костюмерную солидного театра. Трое мужчин средних лет и две женщины, намного их моложе, громко и весело болтая, раздевались догола и сдавали одежду гардеробщицам, а те вешали ее на плечики и подтягивали на блоке под самый потолок. Оставив при себе лишь бумажники или сумочки, гости выбирали из нищенских лохмотьев, имевшихся здесь в большом ассортименте, то, что приходилось им по вкусу; одна молодая дама ограничилась рваной бумазейной рубашкой и обтрепанной шалью, которую повязала вокруг бедер.

Хозяин заведения с привычной: учтивостью приветствовал гостей и, расхваливая только что полученную зернистую икру, запустил руку под бумазейную рубашку молодой дамы. Та как ни в чем не бывало продолжала приводить в беспорядок свою тщательно уложенную прическу, болтая без умолку о предстоящем вечере по случаю дня рождения ее супруга, который они весело проведут сегодня в «Аладдине».

Хозяин дома поздравил виновника торжества, пожелал всем приятно провести вечер и сделал Крабату и Якубу Кушку знак следовать за ним. Миновав короткий и узкий переход со сводчатым потолком, они попали в другой вестибюль, куда выходили еще две двери: одна — для гостей из-за городской стены, другая — для жителей огороженной части города; обе двери были такие крохотные, что войти в них можно было только боком и пригнувшись.

Гардероб здесь был невелик, но зато совсем иного свойства: костюмы из самого тонкого сукна, дорогие вечерние туалеты, белье в кружевах, блестящие мундиры и ко всему этому богатству еще два сундука с драгоценностями, настоящими и поддельными.

Здесь гостей встречали пятеро гардеробщиков ростом никак не ниже метр девяносто и таких дюжих, что каждый из них играючи мог преградить вход в любую из дверей.

«Гости, прибывающие в заведение с этой стороны, — сказал хозяин дома, чтобы объяснить или оправдать присутствие в гардеробной этих чемпионов по боксу и борьбе, — приходят сюда зрячими, выбирают туалеты и украшения и лишь после этого сдают на хранение глаза. И слабосильными этих плотников и пекарей или крестьянских парней из-за городской стены никак не назовешь, так что здешние молодцы отнюдь не лишняя мера предосторожности». По его знаку один молодец открыл железный ящик, и перед ними засверкали, заискрились двадцать четыре пары глаз из великолепных драгоценных камней, уложенных по цветам и размерам. С этой стороны в заведение не впускали сразу большого числа гостей. Из внутренних помещений дома появился красивый юноша в белых шароварах и красной феске и что-то шепнул шефу на ухо, тот кивнул и обратился к Крабату и Якубу

Кушку: «К сожалению, мне придется покинуть вас на время, — сказал он. — Но мой дом в вашем распоряжении. Как только освобожусь, непременно присоединюсь к вам, если, конечно, вы, — он любезно улыбнулся, — до тех пор не найдете более приятной компании».

Кусок стены со скрипом повернулся на невидимых и, по всей вероятности, ржавых петлях, и нищий исчез в образовавшемся проеме, тут же плотно закрывшемся за ним. В сопровождении молодого красавца в костюме турка Крабат и Якуб Кушк вошли во внутренние залы «Волшебной лампы Аладдина».

На первый взгляд казалось, что заведение это либо строилось без всякого плана, либо к первоначальному зданию впоследствии постепенно пристраивались новые помещения, так как все комнаты носили отпечаток разных эпох и разнобоя во вкусах строителей. Из ультрасовременного бара, сверкающего хромом и никелем, в котором за бокалом содовой сидели со скучающим видом лишь три плоскогрудые девицы, они спустились по витой каменной лестнице с выщербленными от времени ступеньками и оказались в караван-сарае, где два морских офицера — не то адмиралы, не то капитаны — громко торговались с несколькими весьма смазливыми погонщицами верблюдов. Денег у офицеров, по-видимому, было в обрез, как и предметов туалета у девиц. Из караван-сарая узкий, занавешенный старыми верблюжьими одеялами переход вел в средневековый винный погребок, а поднявшись по другой лестнице, они попали в типичную баварскую пивную. В обоих залах кельнеры и кельнерши стояли наготове в ожидании гостей. Якубу Кушку очень приглянулись кельнерши в винном погребке, но Крабат потащил его дальше.

Портовый кабачок, курильня опиума, японский чайный домик с улыбающейся гейшей Серебряный Серп Месяца, турецкая кофейня — они совсем заблудились и уже не понимали, что внизу, что наверху, что в самом заднем уголке, а что рядом с первой или второй гардеробной Якуб Кушк сказал: «Насчет девочек нищий не соврал, но в остальном его заведение сильно смахивает на мышеловку. Не пора ли сматывать удочки, брат, пока кошку не впустили!»

Крабат беззаботно возразил, что с удовольствием познакомился бы с кошкой, коль скоро она существует. О том, что охотно вернулся бы к гейше, он умолчал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сильмариллион
Сильмариллион

И было так:Единый, называемый у эльфов Илуватар, создал Айнур, и они сотворили перед ним Великую Песнь, что стала светом во тьме и Бытием, помещенным среди Пустоты.И стало так:Эльфы — нолдор — создали Сильмарили, самое прекрасное из всего, что только возможно создать руками и сердцем. Но вместе с великой красотой в мир пришли и великая алчность, и великое же предательство.«Сильмариллион» — один из масштабнейших миров в истории фэнтези, мифологический канон, который Джон Руэл Толкин составлял на протяжении всей жизни. Свел же разрозненные фрагменты воедино, подготовив текст к публикации, сын Толкина Кристофер. В 1996 году он поручил художнику-иллюстратору Теду Несмиту нарисовать серию цветных произведений для полноцветного издания. Теперь российский читатель тоже имеет возможность приобщиться к великолепной саге.Впервые — в новом переводе Светланы Лихачевой!

Джон Рональд Руэл Толкин

Зарубежная классическая проза
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе