Крабат, или Преображение мира

Но тут прямо сквозь заросли к нему проломился вожак и доложил: "Виноградник готов, господин полковник! Прошу дать новое зада..."

Не договорив последнего слова, он начал сокращаться в размерах и прямо на глазах растаял; рыжий муравей побежал по траве, мышь зашелестела в зарослях черники, маленький осколок сверкнул под ногами. Крабат поймал муравья, тот заметался по его ладони - ничтожная, невесомая тварь. Он поднял с земли осколок - холодный мертвый камень. А мышь уже юркнула куда-то. Медленно, словно с тяжким грузом, он поднялся с земли и поискал глазами козу. На дереве висел обрывок веревки, рядом валялся жеваный кустик черники.

Он посмотрел на свой чудо-посох и подумал, чего же он с его помощью добился: валун развалил, но камней для постройки дома так и нет; дорогу проложил, но она вела в никуда; холм под виноградник насыпал, но виноград с этого холма не мог бы взять в рот.

Он пошел домой и был счастлив, что с его пригорка не виден тот холм. Смяле он сказал, что выбился из сил, и сразу лег в постель. А когда она прилегла рядом, он постарался дышать глубоко и ровно. Она заснула, а он смотрел в темноту, следя, как ночь каждый миг меняется. Правой рукой он судорожно сжимал посох и пытался вновь взлететь мысленно в горные выси грядущих подвигов, но выси всякий раз оборачивались холмом под виноградник с заживо похороненными в нем людьми, и его ноги вязли в свежевскопанной земле.

Повернувшись к холму спиной, он хотел было бежать туда, где за далекой линией горизонта надеялся найти решение, - раньше он знал, какое решение, но теперь, именно теперь, он этого уже не знал, оно скрывалось за горизонтом, который при приближении удалялся. Бежать стало трудно: земля была изрыта воронками и кратерами - глубокими, величиной с дом, и мелкими, в рост человека, заполненными гнилой водой, а серая, разъезжающаяся под ногами земля была пустой на поверхности, но не в глубине: из нее там и сям торчали то балка, то бедренная кость человека или животного, то рукоятка плуга, то ржавая железная труба.

На краю одной воронки сидел вожак с летным шлемом в руке; при виде Крабата он вскочил, приложил два пальца правой руки к виску и отрапортовал: "Все сровняли с землей, господин генерал".

ВСЕ СРОВНЯЛИ С ЗЕМЛЕЙ.

На рассвете Крабат глубоко закопал свой чудо-посох в сухую каменистую землю.

Крабату не удалось хотя бы на один день забыть о таинственной, непостижимой силе резной палки. Его мучили не столько честолюбивые помыслы - быть хозяином этой силы, творить новое, изменять по своему усмотрению уже существующее, - сколько загадки и тайны, с которыми он сталкивался повседневно и решение которых он считал похороненным вместе с чудо-посохом. Все вокруг было для него загадкой и тайной: почему капля росы сверкает всеми цветами радуги, хотя вода не имеет цвета, почему звезды исчезают, как только появляется солнце, откуда берется и куда девается ветер, как из розового цветка получается желтое яблоко - каждый предмет и каждое явление взывало к нему, требуя ответа.

Иногда Крабату казалось, что голова его вот-вот лопнет от этих вопросов, потом ему вдруг мнилось, что в его голове смогут уместиться не только тысяча вопросов, но и тысячу раз тысяча и еще тысячу раз тысяча ответов. Вопросы жгли ему душу, и, чем дольше он думал, тем тверже становилась уверенность в том, что путь в Страну Счастья не пройти ногами, что она откроется как на ладони вслед за ответом на последний вопрос, а вопросы - это дорожные указатели на пути туда.

Как-то ночью Крабат осторожно выбрался из хижины и выкопал из земли свой чудо-посох. Руки его дрожали, и сердце колотилось.

Он поднес палку к самым губам и прошептал: "А говорить ты умеешь?"

"Мелешь", - прозвучало в ответ из лесу.

Крабату не хотелось, чтобы кто-нибудь подслушал этот разговор.

"Да тише ты", - сказал он и откашлялся.

"Ишь ты", - расслышал он слова, сопровождаемые глупым хихиканьем.

"Шепчи мне прямо в ухо, не кричи так", - попросил Крабат и прижал палку к уху. Палка безмолвствовала, а из лесу отчетливо донеслось: "Чудак".

Крабат заподозрил обман. Он засунул палку в поленницу за хижиной, сел на прежнее место и прошептал тихо, точь-в-точь как в первый раз: "Отчего нынче узколица луна?"

"Веселится она", - раздалось из лесу.

Но Крабату было не до веселья: мало того, что чудо-посох оказался тупым чурбаном, слова путного не добьешься, он вдобавок еще и плут: обзавелся эхом, сказанное шепотом разносит по всей округе и повторяет готовые ответы как попугай.

Содержать эхо в услужении будет прерогативой более поздних эпох, а в эти поздние эпохи - прерогативой тех, кто боится всех ответов, кроме своих собственных.

Но Крабат все еще верил в полезность вопросов, и на следующий день, зайдя на мельницу, он объяснил Якубу Кушку, в чем состоит сущность эха и в чем его вред.